— Это было давно, — ответил я. — И на любительском уровне.
— Ты стоял на воротах?
— Нет.
— Нет.
Молчание.
Он отпил еще глоток кофе в той же сосредоточенной, детально продуманной манере.
— Ну вот, — сказал он, когда чашка вновь водворилась на прежнее место на столе. — Было очень приятно, но теперь мне пора возвращаться домой.
Он встал.
— Ты же только пришел?! — сказала Линда.
— Оно и хватит, — ответил он. — Но за это я хочу пригласить вас на обед. Вторник вам подойдет?
Я встретился с Линдой взглядом. Пусть решает сама.
— Подходит, — сказала она.
— Тогда так и договоримся, — сказал он. — Вторник в пять часов.
По пути в прихожую он заглянул в открытую дверь спальни и остановился.
— Здесь ты тоже покрасил?
— Да, — сказал я.
— Могу я посмотреть?
— Конечно, — ответил я.
Мы следом за ним зашли в комнату. Он встал и смотрел на стену за большой дровяной печью.
— В таком месте трудно красить, это я вам авторитетно заявляю, — сказал он. — Но получилось очень хорошо.
Ванья закряхтела. Она лежала у меня на руке животом вниз, так что лица мне было не видно, поэтому я положил ее на кровать. Роланд присел рядом на краешек кровати и взял ее за ногу.
— Хочешь подержать Ванью на руках? — предложила Линда. — Это можно.
— Нет, — сказал он. — Я уже посмотрел ее.
Он встал, вышел в прихожую, оделся. Уходя, обнял меня. У него была колючая щетинистая щека.
— Приятно было познакомиться, Карл Уве, — сказал он. Обнял Линду, снова подержался за Ваньину ногу и зашагал вниз по лестнице в своем длиннополом пальто.
Линда, избегая встречаться со мной взглядом, отдала мне Ванью и пошла в гостиную убирать со стола. Я пошел за ней.
— Как он тебе? — спросила она в воздух, не отвлекаясь от уборки.
— Симпатичный человек, — сказал я. — Но у него вообще нет заслонок против внешнего мира. Мне кажется, я первый раз вижу человека, от которого так веет уязвимостью.
— Он точно ребенок, правда?
— Да, и так можно сказать.
Она шла впереди меня, держа в одной руке составленные пирамидой три чашки, а в другой корзинку с булками.
— Ну и дедушки Ванье достались, — сказал я.
— Вот да. Что с ней будет? — сказала она без тени иронии; это был вопрос из черного угла тревог.
— Все будет хорошо, — ответил я. — Не сомневайся.
— Но я не хочу впускать его в нашу жизнь, — сказала она, ставя чашки в посудомойку.
— Если будет как сегодня, то это не страшно, — ответил я. — Он может изредка заходить на чашку кофе. Мы — иногда обедать у него. Все-таки он ей дедушка, не забывай.
Линда захлопнула дверцу посудомойки, нашла в нижнем ящике пакет с зиплоком, переложила в него три оставшиеся булочки, закрыла его и снова прошла мимо меня, чтобы положить пакет в морозильник, стоявший в коридоре.