— Фух, — выдохнула Линда. — Ты меня обрадовал. Тогда я, наверно, могу ничего не переделывать, только сам звук подправлю. Этим я в понедельник займусь. Но ты уверен?
— Уверен на все сто, — сказал я и встал. — А теперь пойду покурю.
Во внутреннем дворе задувал холодный ветер. Двое ребят из нашего дома, а больше у нас ребят в доме и не было, — мальчик лет девяти-десяти и его сестра лет одиннадцати-двенадцати — гоняли мяч напротив ворот в противоположном конце двора. Громкая навязчивая музыка неслась из кафе «Глен Миллер» прямо за нашей оградой. Мама, она растила их одна и вид имела изможденный выше среднего, распахнула окна на верхнем этаже. По доносившимся из квартиры звукам я догадался, что у нее в разгаре уборка. Мальчик был полноват и, видимо, в качестве компенсации выстриг себе гребень на голове, чтобы казаться крутым. Еще его отличала неизбывная синева под глазами. Когда сестра приводила домой подружек, он в одиночку развлекался с мячом или ползал на лазилках, демонстрируя всем, что ему и одному неплохо. Но когда ему везло, как в этот вечер, и у сестры не находилось занятия интереснее, чем проводить время с ним, он оживлялся и вкладывался в игру, увлекался ей. Иногда у них наверху вспыхивали шумные ссоры, случалось, что и на троих, но обычно скандалили он и мама. Пару раз я наблюдал, как их забирал отец, мелкий, тщедушный, болезненного вида человек, очевидно не в меру пьющий. Сестра отошла к ограде и села там. Вытащила мобильник из кармана, и из густой темноты в том углу двора засияло ее лицо в свете экрана. Брат бил мячом в стену, раз за разом. Бум. Бум. Бум. Мать высунулась в окно.
— Прекрати стучать! — крикнула она.
Мальчик, ни слова не сказав, нагнулся, поднял мяч и сел рядом с сестрой, она тут же повернулась к нему боком, не сводя глаз с экрана.
Я запрокинул голову и посмотрел на две освещенные башни. Волна нежности и боли нахлынула на меня. О, Линда, Линда.
Во двор вошла соседка, живущая с нами дверь в дверь. Я смотрел, как она аккуратно закрывает калитку. Ей было за пятьдесят, выглядела она, как в наши дни выглядят пятидесятилетние, а именно — искусственно моложаво. Копна светлых крашеных волос, полушубок, на поводке — мелкая любопытная собачка. Соседка как-то упомянула, что она художник, а с чем работает, я не уловил. Но на Мунка она не тянула. Иногда ей вдруг хотелось поговорить, и я узнавал, что она собирается летом в Прованс, а на выходные в Нью-Йорк или Лондон. Но в следующий раз она могла пройти мимо молча и даже не поздороваться. Ее дочка, тинейджерка, родившая одновременно с нами, скучать ей не давала.