Любовь (Кнаусгорд) - страница 242

— Хотя ты и думаешь, что она еще мала для этого?

— Да. Но вряд ли я буду принимать решение в одиночку.

— Конечно. Но я согласна, и в понедельник позвоню и запишу Ванью в очередь.

Мы некоторое время шли молча. Справа от нас были самые дорогие, самые эксклюзивные жилые дома Стокгольма. Престижнее адреса в городе просто нет. Вид домов полностью соответствовал этому. Они ничего не отдавали, от них ничего не исходило, и более всего они походили на крепость. Внутри располагались огромные квартиры на 12–14 комнат, это я знал доподлинно. Люстры, знать, деньги. Жизнь, о которой я не имел даже представления.

По другую руку была гавань, вода, непроглядно черная у кромки пристани, чуть дальше — с белыми барашками. Под тяжелым, темным небом массив зданий напротив воды казался щелью света посреди глухой серости. Ванья канючила и вертелась в коляске и в конце концов завалилась на бок. От этого она стала нудить еще больше. Когда Линда наклонилась, чтобы посадить ее прямо, Ванья решила было, что сейчас ее вынут из коляски, а когда оказалось, что ничего подобного, зарыдала от несправедливости.

— Притормози, — попросила Линда. — Я посмотрю, нет ли у нас с собой яблока или чего-нибудь.

В сумке нашлось яблоко, и все возмущение как рукой сняло. Довольная Ванья грызла зеленое яблоко, а мы продолжали путь.

Три месяца — значит, май. То есть я отвоюю не больше двух месяцев. Но все равно лучше, чем ничего.

— Возможно, мама согласится взять на себя какие-то дни в постоянном режиме, — сказала Линда.

— Было бы чудесно.

— Спросим ее завтра.

— Что-то мне подсказывает, что она согласится, — сказал я и улыбнулся.

Если детям требуется помощь, Линдина мама бросает все и мчится на выручку. И если раньше этому были какие-то пределы, то с рождением внучки они исчезли. Ванью она боготворит и готова ради нее абсолютно на все.

— Теперь ты рад? — спросила Линда и погладила меня по спине.

— Да, — сказал я.

— Она уже будет гораздо старше, — продолжала Линда. — Год и четыре. Не так уж и мало.

— Турье пошел в сад в десять месяцев, — сказал я. — Без видимого ущерба для себя.

— И если я правда беременна, то рожать в октябре. Очень кстати, если жизнь Ваньи к этому времени наладится.

— Я думаю, ты беременна.

— Я тоже так думаю. Нет, я знаю. Прямо со вчерашнего дня знаю.

На площади у «Драматена», пока мы ждали зеленый светофор, пошел снег. Ветер лип к крышам домов и углам стен, голые ветки гнулись, вымпелы и вывески трещали. Бедных летящих птиц сносило ветром, они беспомощно проплывали у нас над головой. Мы дошли до площади в конце Библиотексгатан, где в невинные семидесятые разыгралась однажды драма с заложниками, потрясшая всю страну и породившая термин «стокгольмский синдром», свернули в боковую улицу, чтобы дойти до «НК», где мы собирались купить еду на вечер.