— Нет. Но я слушаю.
— Я уж все сказал.
Мы спустились в коридор, тоже полный спешащих людей, дошли до камер хранения, я вытащил свои чемоданы, Гейр взял один, и мы двинули в сторону перрона метро, его было видно в паре сотен метров.
Полчаса спустя мы шли по центру пригородного спального района пятидесятых годов постройки, который в подсвеченной фонарями мартовской мгле казался полностью первозданным. Назывался он Вестерторпом, дома все были квадратные и кирпичные, а отличались высотой — подальше от центра повыше, на главных улицах пониже и с магазинами на первом этаже. Между домами стояли, замерев, сосны. Там-сям в свете из окон и от подъездных ламп, как будто выраставшем из земли, я различал какие-то горушки и озерца. Гейр говорил без умолку, как до того в поезде метро. В основном рассказывал о том, что нам встречалось. В потоке проскальзывали названия станций, красивые и иностранные. Слюссен, Мариаторгет, Синкенсдамм, Хорнстулль, Лильехольмен, Мидсоммаркрансен, Телефонплан…
— Нам сюда, — сказал он и показал на дом у дороги.
Мы вошли в подъезд, вверх по лестнице и в дверь. Стена книжных полок, перед ней вешалка для курток, запах чужой жизни.
— Кристина, привет. Выйдешь поздороваться с нашим норвежским другом? — сказал он и заглянул в комнату слева.
Я сделал шаг вперед. Там за столом сидела женщина, подняв на меня глаза; в руке у нее был карандаш, на столе перед ней лежал лист бумаги.
— Привет, Карл Уве, — сказала она. — Приятно познакомиться, я много о тебе наслышана.
— Я, к сожалению, ничего о тебе не слышал, кроме того немногого, что есть у Гейра в книге, — ответил я.
Она улыбнулась, мы пожали руки, и она стала убирать со стола свои вещи и накрывать ужин. Гейр провел мне экскурсию по квартире, недолгую, поскольку комнат в ней было две, от пола до потолка забитые книгами. В гостиной был рабочий уголок Кристины, а у Гейра свой, в спальне. Он походя открывал некоторые шкафы, чтобы показать мне книги, они стояли ровнехонько, как будто вымеренные уровнем, и не по алфавиту, а по сериям и писателям.
— У тебя тут полный порядок, — похвалил я.
— У меня везде порядок, — откликнулся он. — Абсолютно во всем. В моей жизни нет ничего не по плану или не по расчету.
— Звучит пугающе, — сказал я и посмотрел на него.
Он улыбнулся.
— Для меня пугающе звучит принять решение о переезде в Стокгольм за один день.
— У меня выбора не было.
— Хотеть — значит хотеть поневоле, как говорит мистик Максим в «Кесаре и Галилеянине». Если точнее: «Стоит ли тогда жить? Все — одна пустая игра. Хотеть — значит хотеть