Миссис Голайтли оказалась особой учтивой и предупредительной. Она проводила Лавдей в комнату над магазином и принесла письма, которые инспектор Ганнинг любезно отправлял мисс Брук в течение дня. Она выдала гостье перо и чернила, а затем, по дополнительной просьбе, налила ей крепкого кофе, заметив при этом, что от него «даже вечный соня всю зиму глаз бы не сомкнул».
Пока услужливая хозяйка хлопотала в комнате, Лавдей успела задать несколько вопросов по поводу обосновавшейся через двор общины. Однако миссис Голайтли не рассказала ничего такого, чего мисс Брук уже, и сама не знала, разве только то, что сестры обычно выходят ровно в одиннадцать утра, а до того часа их на улице ни разу не видели.
Дежурство Лавдей в тот вечер оказалось совершенно бесплодным. Хотя молодая женщина и просидела почти до полуночи, выключив лампу и вперив взор в дома номер семь и номер восемь, бодрствование ее никак не было вознаграждено — ни одна дверь, ни на миг не приотворилась. В обоих домах огоньки переместились с первого этажа наверх, а потом, часов в девять-десять, исчезли вовсе, и — никаких признаков жизни. Все эти долгие часы перед мысленным взором Мисс Брук снова и снова вставало, точно каким-то образом отпечатавшееся в воображении, прекрасное и грустное лицо сестры Анны.
Отчего лицо это преследовало ее, Лавдей и сама не могла понять.
«На нем начертано горестное прошлое и горестное будущее, сливающиеся в одну сплошную безнадежность, — сказала она сама себе. — Это лицо Андромеды! Оно словно бы говорит: „Вот она я — прикованная к скале, беспомощная и утратившая надежду“».
Когда Мисс Брук возвращалась по темным улицам к своей гостинице, часы на церкви пробили полночь. Под железнодорожным мостом, за которым начиналась сельская дорога, мисс Брук уловила вдруг в отдалении эхо чьих-то шагов. Они утихали, когда она останавливалась, и снова слышались, когда она трогалась с места — и, хотя кромешная тьма под аркой не позволяла молодой женщине увидеть того, кто шел за ней по пятам, она знала: за ней следят.
Следующее утро выдалось морозным и ясным. За ранним завтраком около семи утра мисс Брук изучила карту и список окрестных домов, а затем быстрым шагом направилась по проселочной дороге. В Лондоне, без сомнения, улицы в этот час тонули в желтом тумане; здесь же яркое солнце весело проглядывало сквозь голые ветви деревьев и прозрачные живые изгороди, высвечивало тысячи морозных иголок, превращая простую щебенчатую дорогу в подмостки, достойные самой королевы Титании и ее волшебной свиты.
Лавдей шагала прочь от города по дороге, что вилась по холму, уводя к деревушке под названием Нортфилд. Несмотря на ранний час, на проселочной дороге мисс Брук была не одна. Упряжка тяжеловозов неторопливо брела по дороге. Какой-то молодой человек проворно катил на велосипеде в горку. Поравнявшись с молодой женщиной, он в упор поглядел на нее, а затем сбавил скорость, спрыгнул с седла и подождал молодую женщину на верху холма.