Осунувшийся за ночь Пеликен привычно рассовывал по брючным карманам ножи. Лива покачала головой, фыркнула, и он, очнувшись, с сожалением выложил их обратно на стол. Евгения бросила на него красноречивый взгляд: «Не бойся ничего, эти люди не решатся меня оскорбить». «Но кинжал за пазухой мне не помешал бы», — упрямо ответил он.
У выхода царицу ждали Нурмали и Бронк. Увидев старого друга, Евгения расцвела в улыбке, и в ее голосе зазвучали душевные ноты, которых Нурмали еще не слышал.
— Царь ждет вас в малой столовой, — сказал он. — Пройдемте.
Бронк всю дорогу болтал о пустяках. Евгения то и дело с любопытством оборачивалась на него. В нем не было и следа угрюмой усталости, спутницы всех обитателей Красного дома. В свои шестьдесят он выглядел на десять лет моложе, и его синие глаза искренне смеялись. Евгения вопросительно подняла брови в ответ на веселый взгляд, и Бронк ей подмигнул.
В Красном доме почти не было тротуаров. Евгения, как и сам хозяин дворца, вынуждена была ходить по узким тропинкам, задами каких-то домов. Подол ее платья задевал доски заборов и окунался в лужи в грязных двориках. Они проходили по очередному двору, между зданием архива и хозяйственной постройкой. Слуги сметали снег с деревянных скамеек, расчищали дорожку в снегу. Бронк сказал:
— Это мое любимое место во дворце. Эти скамьи — единственные, на которых удобно сидеть, да и прислуга в архиве не такая злая, как везде в Красном доме, не бросается с лаем.
— Я слышала, что дворец очень древний, что это самое старое здание в мире. Но пока не вижу ни одной по-настоящему древней постройки…
— Сейчас увидишь. Мы ведь идем в царские покои.
На круглой площади, куда они в конце концов вышли, не было и следа снега. В центре круга бронзовый олень вытянул шею, вглядываясь в окна царского дома. Он действительно был старым, этот дом, осевшим настолько, что окна нижнего этажа начали уходить в землю. Пристроенные много позже хрупкие балконы поддерживались порфировыми колоннами, и стояли между ними охранители — древние, как сама земля, по пояс погрузившиеся в фундамент, так что от нижних лиц остались одни брови. Проходя мимо, все кланялись им. Внутри Евгению встретило то же запущенное богатство. Дорогие гобелены на стенах не чистились годами. Потолочные камни над люстрами почернели от копоти. Комнаты и коридоры были набиты расставленной как попало мебелью, которой никто не пользовался. Паутина в углах рвалась под тяжестью скопившейся в ней пыли, слуги вымывали и выметали пыль каждый день и все не могли вымести. Евгения увидела здесь даже привидения: по залам проплывали зеленоватые призраки, покорно ожидавшие вместе с живыми придворными выхода царя. При появлении олуди они заволновались, зашелестели, потянулись к ней, словно сонные осенние мотыльки на свет, и вдруг шарахнулись прочь под внезапным движением воздуха. Оглушительно хлопнула дальняя дверь, и, с намерением преградить иантийской царице путь, наперерез ей двинулся высокий крупный человек. Не только призраки, но и кресла, и статуи, казалось, кинулись прочь с его пути. Словно кит в стае рыбешек, он проложил себе путь сквозь людей и мебель, чтобы остановить Евгению посреди зала.