Евгения приблизительно понимала, о чем идет речь. Мужчины были представителями Союза музыкантов — организации, объединившей всех профессиональных музыкантов, композиторов, танцовщиков и певцов страны. Они еще на прошлой неделе договорились с Махмели о выступлении в замке танцоров, приехавших из Ферута. Одновременно с этим представители музыкантов предлагали богатым жителям столицы взять на временное содержание молодых певиц. Это предложение заинтересовало некоторых гвардейцев, которые могли позволить себе такую роскошь. Певицы были, пожалуй, единственными представительницами прекрасного пола в Ианте, пользовавшимися относительной свободой нравов. Обычай был столь древний, что никто с ним не боролся. Однако царский распорядитель не желал ничего об этом знать, полагая, что один намек на участие в этом деликатном деле бросит тень на его репутацию, и решительно отсылал собеседников к начальнику замковой стражи Зенгуту.
Она так пристально вглядывалась в фигуры стоявших на крыльце мужчин, что заболели глаза. И все же она ясно видела мерцающее пурпурное облако раздражения над головой распорядителя, а когда он поворачивался к ней спиной, пунктирная линия его позвоночника пульсировала черным.
— Хорошее ли здоровье у Махмели? — спросила она своих спутников.
Пеликен пожал плечами, а Ашутия с готовностью ответила:
— Он никогда не жалуется на плохое самочувствие. Разве что ворчит иногда, что от беготни и бесконечных хлопот у него спина болит.
Евгению окликнули: ей пора было принимать работу швей, выполнивших заказ по пошиву постельного белья для гостевых домов. Как была в кожаном костюме, она быстрым шагом вышла за ворота, повернула в квартал мастериц. Между деревянными белеными домиками вились выложенные темным камнем тротуары. Окна были распахнуты настежь, и в их матово-белых стеклах отражалось солнце. Пеликен даже задержался у одного, чтобы взглянуть на свое отражение. Под окнами благоухали пышные клумбы: розы, хризантемы, лилии росли здесь до зимы, сочетая свое разноцветье в сложных узорах. Кое-где между клумбами возвышались раскидистые деревья, укрывавшие помещения от солнца. Из комнат доносилось пение, и у Евгении, как всегда, замерло сердце, настолько красивы были голоса женщин.
В этих скромных домиках жили швеи и ткачихи. Здесь же они и работали и все как одна привставали от своих станков и машинок и кланялись царице, когда она проходила мимо. Она приветствовала их ласковыми словами и улыбкой.
— Сюда, госпожа моя, — старшая мастерица провела Евгению в зал, где за длинными столами сидели девушки, и указала на дверь в противоположном углу.