Александр. Неаполь, 4 января 1806 года
Сей радостный для меня день, против всякого чаяния, получил я чрез почту письмо твое из Ольмица от 27 ноября; хотя и старо, но очень меня обрадовало после долгой о тебе неизвестности. Сколько бы оно было приятно нам всем, дойдя в свое время, ибо заключает утешительные вести; но как быть? – получаю оное более месяца позже.
Терпение, стану отвечать. В пустую мою комнату пустил я жить Беренса, а то он, бедный, в трактире проживался. Он мне кажется добрый малый и неглуп. По вечерам сижу часто с ним, и разговариваем о России, Вене и пр. Картина твоя о Вене жалка, и тем более, что я к Вене очень привержен. Поверю, какая должна была быть суматоха в городе. Слава Богу, что ты храбро перенес твои курьерские поездки и, хотя не спал и бился, не занемог. Мы курьеров от вас ждем, как ангелов; но я боюсь все, что забудете об нас, и мы не знаем, радоваться ли или печалиться. Ай да Багратион! Вообрази, что мы об этом ничего по сие время не знаем. Пиши чаще подобные весточки. Наш же Лассий (между нами) хочет убраться отсюда как-нибудь. Держал совет. Англичане ему вскружили голову отсюда ехать. Бог знает, что тогда с нами будет. Одна надежда и была на наших.
Король наш показывает много духу, хочет сам взять команду армии своей, ежели бы мы ушли, и Дамас ручается, что солдаты его будут хорошо драться, и хочет собою жертвовать. Армия сильно и поспешно умножается. Но к чему все это поможет? Ваши мерзкие немцы все подгадили: теперь Бонапарт все свои силы может обратить сюда, и все может быть потеряно. Бедная посольша похожа на мертвую, жалка. Боится лишиться навек Дамаса, оплакивает несчастие своего отечества, хлопоты, потери графа, печаль королевы и проч. Все это немало. Да сохранит нас Бог, и все, надеюсь, как-нибудь да уладится. Между тем Лассий покрывает наши войска стыдом. Правду говорили батюшке [то есть Якову Ивановичу Булгакову, который, вероятно, знал Лассия по его службе в Вильно или Варшаве], что он пустой человек. Хочешь посмеяться? Послушай, как он принял прочих генералов по приезде их из Корфы. Первые речи, которые им сказал, не сказав даже «здравствуй»: «Ну, господа, смотрите, берегитесь девок; вот Полетика не может избавиться…» Похоже ли это на дело, и можно ли компрометировать так бедного Полетику? Другой кудесник – Карпов – образумился и наконец явился к министру, который так добр, что принял его как будто ни в чем не бывало, но Беттеру против прежнего ласкает при нем.
Александр. Неаполь, 14 января 1806 года
Король подарил мне перстень брильянтовый, преславный, в 1000 дукатов, а у нас стоит более 2000; кроме того, досталось мне 350 дукатов. Всем этим обязан я не кому иному, как любезному Дмитрию Павловичу: это, верно, по его просьбе. К нам приехал флигель-адъютант Шепелев, из Аустерлица; теперь узнали мы, как происходила баталия. Но что прибыли? Наши ретируются, и Лассию прислано повеление оставить Неапольское королевство. Я боюсь и думать о следствиях, которые навлечет отзыв войск наших. Теперь-то будет каша: французы придут, хотя бы и не имели то на уме, коль скоро узнают, что мы ушли отсюда.