Наша группа повернула и вошла в комнату с кандалами и матрасом. Клетку убрали, на ее месте стоял стул. Последний мужчина в строю захлопнул за нами дверь.
Я не хотела снова оказываться в заключении, но если я начну рваться на свободу, то мне будет предстоять сражение с одержимым телом Мичио.
Я положила ладонь на его предплечье, ища утешения в жилистых мышцах и знакомой оливковой коже. Может, это утешало и его тоже, и на один беглый момент я вообразила, что он все осознает и контролирует, стоит возле меня, готовый меня защитить.
— Я дам тебе два варианта, — Дрон опустился на стул и оперся локтями на бедра. — Ты можешь добровольно лечь на этот матрас и приковать себя. Или я могу использовать тело Мичио, чтобы загнать тебя в оковы. Его кулаки встретятся с твоим лицом. Его ботинки оставят синяки на твоих ребрах. Его хватка порвет твою кожу. Это причинит тебе боль, но уверяю тебя, ему будет намного больнее.
Злость захлестнула меня, раздирая мое горло и вырвавшись наружу несдержанными, яростными словами.
— Ты болтаешь много дерьма, мать твою! Но насколько я могу видеть, Мичио больше нет. Нет! Где он, блядь? Потому что я смотрю в его глаза и… — я задохнулась, протянула руку, чтобы накрыть ладонью щеку Мичио, затем уронила руки и отвернулась. Моя грудь тяжело вздымалась. — Я его не вижу. Ни проблеска, ни намека на мужчину, которым он был. Его там нет, блядь!
Молчание заполнило комнату, давя на мою грудь. Это была безнадежная ситуация, в исходе которой я оказывалась в цепях, и меня ждало то, что запланировал Дрон. Изнасилование? Беременность? Ребенок с клыками? Я не знала, потому что мы не завершили разговор.
— Я здесь, Nannakola.
Голос донесся из-за моего плеча, и волоски на моих руках встали дыбом. Голос Мичио.
Я резко повернулась к нему, и его выражение… о Боже мой, его лицо мучительно исказилось глубокой и нескрываемой яростью, разрывалось душевной болью и покраснело от убийственного гнева.
— Мичио? — мое сердце бешено забилось, когда я потянулась к нему. Моя ладонь замерла возле его щеки, так близко, что я ощущала исходивший от него жар.
Его руки висели вдоль боков, тело оставалось расслабленным. Его стоическая поза так противоречила буре, исказившей его лицо, что мой мозг с трудом осознавал этот парадокс.
— Я дал ему контроль над мышцами лица, — будничным тоном сказал Дрон. — А теперь и над его голосом.
— Мне так жаль, — лицо Мичио перекосилось от ужаса, его низкий тембр надрывался от муки. — О, Иви, мне так жаль, блядь. Такжальтакжаль. Я не могу… я не могу… Блядь! Я убью…