Чужой в чужой земле (Хайнлайн) - страница 260

Беспокойный послеобеденный сон Джубала прервала Мириам: 

— Босс! Посетитель! 

Джубал посмотрел вверх и увидел машину, которая готовилась совершить посадку. 

— Лэрри, неси мой дробовик — клянусь, я прикончу болвана, если он опять сядет на кусты роз. 

— Он садится на траву, Босс. 

— Скажи ему пусть попробует еще раз. Мы достанем его во время следующей посадки. 

— Похоже, это Бэн Кэкстон. 

— Точно. Привет, Бэн! Что будешь пить? 

— Ничего. Ты очень профессионально оказываешь на меня плохое влияние. Мне нужно поговорить с тобой, Джубал. 

— Ты уже со мной говоришь. Доркас, принеси Бэну стакан теплого молока, он болен. 

— Только не очень много соды — попросил Бэн — и добавь свою очаровательную улыбку. Джубал, я хочу поговорить с гобой наедине. 

— Хорошо, пойдем ко мне в кабинет. Кстати, если ты суметь скрыть что-нибудь от моих ребят, расскажешь, как тебе это удалось. 

Когда Бэн закончил дружески (а в трех случаях негигиенично) здороваться с членами семьи, они быстро поднялись наверх. 

Оглядевшись, Бэн удивленно спросил: 

— Что за черт? Я заблудился? 

— А… Ты же не видел новой пристройки. Две спальни и еще одна ванная внизу, а здесь — моя галерея. 

— Да тут достаточно статуй, чтобы заполнить все кладбище! 

— Бэн, прошу тебя. «Статуи» — умершие политики. А это — скульптуры. Пожалуйста, говори о них почтительно, а то я приду в ярость. Здесь копии некоторых величайших скульптур, сотворенных в этом порочном мире. 

— Хорошо, эту ужасную вещь я видел раньше… но когда же ты успел собрать остальной хлам? 

Джубал обратился к копии La Belle Heaulmiere. 

— Не слушай его, ma pеlitе chere (моя любимая малышка) — он варвар и не разбирается в искусстве — Он приложил руку к ее прекрасной морщинистой щеке, прикоснулся к пустой сморщенной груди — Я понимаю твои чувства… это не может долго продолжаться. Терпение, красавица моя. 

Он повернулся к Кэкстону и резко сказал: 

— Бэн, тебе следует подождать, пока я научу тебя как рассматривать скульптуру. Ты был груб с леди. Ничего подобного я не потерплю. 

— Да? Не будь смешным, Джубал, ты бываешь груб с леди — причем с живыми — по меньшей мере дюжину раз в день. 

Джубал закричал: 

— Анна! Наверх! Одетой! 

— Ты знаешь, я никогда не был бы груб со старухой, позировавшей для этого. Чего я не могу понять: как у так называемого художника хватило наглости заставлять чью-то прабабушку позировать обнаженной… и твой плохой вкус, если ты держишь ее дома. 

Появилась Анна, в одежде. 

— Анна, я когда-нибудь был груб с тобой? Или с кем-нибудь из девочек? 

— Как посмотреть. 

— Именно об этом я и спрашиваю. Ты не в суде.