Беспокойный послеобеденный сон Джубала прервала Мириам:
— Босс! Посетитель!
Джубал посмотрел вверх и увидел машину, которая готовилась совершить посадку.
— Лэрри, неси мой дробовик — клянусь, я прикончу болвана, если он опять сядет на кусты роз.
— Он садится на траву, Босс.
— Скажи ему пусть попробует еще раз. Мы достанем его во время следующей посадки.
— Похоже, это Бэн Кэкстон.
— Точно. Привет, Бэн! Что будешь пить?
— Ничего. Ты очень профессионально оказываешь на меня плохое влияние. Мне нужно поговорить с тобой, Джубал.
— Ты уже со мной говоришь. Доркас, принеси Бэну стакан теплого молока, он болен.
— Только не очень много соды — попросил Бэн — и добавь свою очаровательную улыбку. Джубал, я хочу поговорить с гобой наедине.
— Хорошо, пойдем ко мне в кабинет. Кстати, если ты суметь скрыть что-нибудь от моих ребят, расскажешь, как тебе это удалось.
Когда Бэн закончил дружески (а в трех случаях негигиенично) здороваться с членами семьи, они быстро поднялись наверх.
Оглядевшись, Бэн удивленно спросил:
— Что за черт? Я заблудился?
— А… Ты же не видел новой пристройки. Две спальни и еще одна ванная внизу, а здесь — моя галерея.
— Да тут достаточно статуй, чтобы заполнить все кладбище!
— Бэн, прошу тебя. «Статуи» — умершие политики. А это — скульптуры. Пожалуйста, говори о них почтительно, а то я приду в ярость. Здесь копии некоторых величайших скульптур, сотворенных в этом порочном мире.
— Хорошо, эту ужасную вещь я видел раньше… но когда же ты успел собрать остальной хлам?
Джубал обратился к копии La Belle Heaulmiere.
— Не слушай его, ma pеlitе chere (моя любимая малышка) — он варвар и не разбирается в искусстве — Он приложил руку к ее прекрасной морщинистой щеке, прикоснулся к пустой сморщенной груди — Я понимаю твои чувства… это не может долго продолжаться. Терпение, красавица моя.
Он повернулся к Кэкстону и резко сказал:
— Бэн, тебе следует подождать, пока я научу тебя как рассматривать скульптуру. Ты был груб с леди. Ничего подобного я не потерплю.
— Да? Не будь смешным, Джубал, ты бываешь груб с леди — причем с живыми — по меньшей мере дюжину раз в день.
Джубал закричал:
— Анна! Наверх! Одетой!
— Ты знаешь, я никогда не был бы груб со старухой, позировавшей для этого. Чего я не могу понять: как у так называемого художника хватило наглости заставлять чью-то прабабушку позировать обнаженной… и твой плохой вкус, если ты держишь ее дома.
Появилась Анна, в одежде.
— Анна, я когда-нибудь был груб с тобой? Или с кем-нибудь из девочек?
— Как посмотреть.
— Именно об этом я и спрашиваю. Ты не в суде.