Когда боль стала нестерпимой, а перед глазами пошли круги, я взял костыль и самую тонкую его часть закусил зубами. Но больше всего мне хотелось отгрызть себе ногу, чтобы не мучаться. Когда меня лечила Хали, это было не так больно.
Этот час я запомню надолго. Я мысленно матерился на Кару последними словами за то, что она вот так решила меня убить. Я содрал ногти на правой руке, когда скреб ими по камню, мыча от страданий, но я не проронил ни звука. Нечего охране знать, что их заключенный восстанавливается.
Я срывался в видение стержня духа, ощущал себя маленькой точкой под гигантским водоворотом энергии. В какой-то момент мне показалось, что я так навсегда и останусь этой ничего не значащей точкой…
А потом резко отпустило. Полежав немного, я даже не сразу поверил, что я живой, и нога, оказывается, все еще со мной. Я глянул на окошко — на улице все так же было темно. Лежак был насквозь мокрым от пота, я тяжело дышал. Очень хотелось пить. Выпустив, наконец, изо рта костыль, я с изумлением увидел глубокие отметины зубов.
Я подвигал правой ногой, насколько позволяла шина. Боли не было, ничего нигде не стреляло. Наоборот, теперь меня больше беспокоили содранные пальцы и перенапряженная челюсть.
Встав, я осторожно проковылял по жилищу. Из-за шины нормально идти не получалось, но на ногу я спокойно вставал всем весом. Кара не обманула.
— Замечательно, – прошептал я, хищно оскалившись, – Это совсем другой разговор.
Я сел и стал разматывать бинт. Повозившись с завязками, я сначала подумал выбросить дощечку, служившую шиной, а потом подумал, что могу так подставить нулей, которые мне помогли. И я просто перетянул ее немного выше, чтобы не мешала сгибу, и спрятал под штаниной.
Вскоре у меня получилась повязка, не мешающая двигаться. Я усмехнулся, прикрывая ее штаниной — все равно она ненадолго нужна.
Я взял костыль, подошел к выходу, выглянул. Охранники сдвинули табуретки и обсуждали что-то веселое, вытянув ноги. Тяжелые арбалеты лежали рядом, тут же стоял кувшинчик и кружки.
Один держал ножик и что-то показывал второму. Я легко узнал мой прием. Правда, сломанный телефон уже немного изменил его, и я заметил кучу банальных ошибок. А никто и не говорил, что за двадцать минут можно все освоить, да и такие вещи не показывают, сидя на табуретке.
Может, тот, кому я показывал, и понял что-то, но другим он копировал только свое понимание.
– Э, служивые, — прошептал я, робко высунув голову.
-- Чего тебе? – недовольно ответил один, тот, что показывал прием.
Я узнал его. Один из тех нулей, что стояли у клетки с Рычком.