Сухо попрощавшись со мной, бывший император, повесив буйную головушку, начал в сопровождении нескольких морпехов осторожно спускаться по трапу. Катер, который должен был отвезти его в неволю, уже был спущен на воду.
Перед этим он категорически отказался надеть оранжевый спасательный жилет, невесело пошутив, что тот, кому суждено быть повешенным, не утонет. Его охраняло отделение морпехов. Вот все расселись на банках катера, заработал мотор…
Все произошло так быстро, что никто не успел даже глазом моргнуть. Когда наш и французский катера причалили друг к другу, Луи-Наполеон встал и, придерживаемый под локотки морпехами, обреченно шагнул на борт французского баркаса. Наши ребята, посчитав, что на сем их миссия выполнена, отшвартовались от французов и, сделав несколько гребков веслами, стали заводить мотор. В этот самый момент Луи-Наполеон решительно оттолкнул офицера, который что-то ему втолковывал, и бросился за борт. Вряд ли он собирался таким способом бежать – похоже, что этот неуемный авантюрист понял, что остаток жизни он в лучшем случае проведет в темнице, и решил свести счеты с жизнью…
Наши и французские моряки долго обшаривали то место, где ушел под воду бывший император Франции, но тела его так и не нашли. Через час стало понятно, что Луи-Наполеона уже нет в живых, ведь даже если бы он не утонул, то наверняка бы умер от переохлаждения. Французы и наши морпехи откозыряли друг другу, и катера вернулись каждый на свой корабль.
Вот так закончил свою земную жизнь император Франции Наполеон III, не доживший до позора Седана и Меца.
29 (17) ноября 1854 года.
Залив Золотой рог и рейд у Константинополя.
Адмирал Флота Ее Величества Джеймс Уитли Динс Дандас
«Открыть огонь!» – скомандовал я.
Носовая пушка выстрелила, подав сигнал к началу атаки, после чего бортовой залп двух десятков британских кораблей обрушился на Константинополь. Корабли, отработав машинами, развернулись другим бортом – прогремел еще один залп. В Лялели, Султанахмете, Капыкасыме, Эминёню вспыхнули пожары. Еще один залп – и минарет Айя-Софии переломился пополам и обрушился на крышу мечети, когда-то бывшей главным христианским собором Восточной Римской империи. Главный купол находящейся от него через дорогу великолепной Голубой мечети, бессмертного творения великого архитектора Синана, охватило пламя. Жалко, конечно, но османы сами во всем виноваты, – я смотрю на пожар, который усиливался с каждой минутой, с чувством глубокого удовлетворения.
Единственная часть Старого города, которую мы еще не обстреливали, – дворец Топкапы, в котором находится не только их султанишка – его-то совсем не жалко, – а еще и наш посол, которого эти инфернальные османы держат взаперти и грозят ему смертью.