— Пока нет, но, скорее всего, будет. И думаю, это правильно. Работник он хороший, дело свое знает. После смерти Гринева исполнял и его обязанности, и свои, сейчас временно генеральный. И справляется. Думаю, если бы не эта трагедия и со временем муж ушел на пенсию, именно Воробей его и заменил бы, не Гринев. Гринев всегда был слишком правильным, честным, справедливым, а здесь бизнес, здесь борьба, и не всегда его порядочность была бы на пользу, здесь нужно быть еще немного и хищником, я так понимаю.
— Возможно, вы и правы. Анна Ивановна, просьба будет: если Гордий появится, пусть с нами свяжется, хотелось бы и с ним побеседовать тоже. Пожалуй, ближе всех на предприятии к Беспалову никого-то и не было. Я не прав?
— Да, но он всего лишь водитель.
— И все же.
— Конечно, передам. Думаю, со дня на день он появится.
И опять тупик. Вернее, из него так и не выбрались. Тополеву на глаза Аранский старался не показываться, особенно доставал Питуниным, кричал, что, если нет на него ничего, доказать не может, киллера не нашел, извинись и выпусти. Аранский не слушал, держал Слона под замком, была у него чуйка, была и не оставляла пока. Держал, но понимал, если буквально завтра ничего не нароет, придется выпускать, и не с лучшими ощущениями при этом.
Тополев ругался:
— Нет у тебя на него ни-че-го. Повелся я, как дурак, дал добро на арест, а сказать мне теперь нечего. Чуйка у него.
— Кому сказать?
— А ты думаешь, как? Каждый день звонят, интересуются, на каком основании. И что я должен говорить — на основании чуйки твоей? Все, выпускай. Будут факты, реальные, тогда другое дело. Как лох, повелся.
— Завтра.
— Что завтра?
— Завтра выпущу. Не нарою — выпущу.
Тополев вздохнул, отвернулся к окну, думал минуты две:
— Иди рой.
В кабинет Аранский вернулся с испорченным вконец настроением. Кордыбака сидел за своим столом и молча, как ни в чем не бывало рисовал на листе бумаги квадратики, кружочки, ромбики. Раздражало все, и это тоже. Подошел к окну.
С высоты третьего этажа посмотрел вниз. Смотрел и завидовал тем, кто сейчас не торопясь переходил дорогу на светофоре, шел уверенно по улице в своем определенном направлении или рулил автомобилем. Казалось, все они сейчас были спокойны и расслаблены, не тревожили их волнения, не мучили проблемы, не беспокоили размышления многосложных комбинаций, шли, ехали, гуляли. Да, тупик, да, загрузли, но почему его так все это бесило? Раньше такого не было? Может, и было, не обращал внимания. Разумеется, хотелось так, чтобы подумал, просчитал, проверил и, как результат, немного продвинулся вперед, немного, но продвинулся, еще подумал, поработал и опять продвинулся. Нет. Загрузли, как в болоте, хоть психуй, срывайся на Кордыбаке, да хоть головой об стенку бейся — глухо. Плюнуть на все это, к чертям собачьим уволиться, забыть все это напрочь и махнуть охранником на автостоянку, сутки в конуре помаялся, два дня дома в потолок плюй. Сказка? Пожалуй, тоска. Но раньше ведь любил головоломки, такие дела разматывал, сам потом удивлялся, как получалось. Вздохнул, подошел к столу Кордыбаки, постоял немного, глядя на художества: