Анатолий аккуратно взял меня за локоть, будто я хрустальная, и повел обратно. Я, однако, через каждый шаг оборачивалась на Андрея. Он перекинулся еще парой слов с собеседником и припустил за нами.
— Не бойся, — шепнул мне сзади, — я потом получу всю ту же информацию, что и менты.
— С каких это пор, — встрял Ткаченко, услышавший эти слова, — спецслужбы полицейских ментами называют?
Андрей ничего не ответил. Я не могла видеть его лица, но мне интуитивно казалось, что он нахмурился. Тем не менее до дворца мы дошли без приключений. Через пару минут позвонил охранник, сообщил о происшествии. Я заверила его, что уже располагаю данной информацией и просила меня больше не тревожить. Видимо, сменивший Бориса охранник не курил и в принципе из будки не имел привычки выходить, а то бы давно уже заинтересовался внезапным сбором людей на поляне возле церкви, и понял бы, что и мы не просто так прогуливались.
Андрей и Анатолий отправились в недра дворца каждый по своим делам (а может, и вместе бродили — этого я не знаю, ибо не видела), а я осталась в холле и некоторое время тупо пялилась в столешницу. Я никак не могла постигнуть, как можно убить ребенка, и почему-то считала очень важным найти ответ. От этих экзистенциальных размышлений меня снова отвлек охранник. Он извинился, что снова беспокоит (и, если мне не померещилось, с сарказмом), но, оказывается, ко мне просится Алина — девушка-фотограф, которая приходила вчера. Я не могла понять, что ей опять потребовалось, но согласилась принять. Открывая дверь, я прикидывала, как объяснить человеку, что мне сейчас не до чего и что ей самой нужно брать необходимые ключи и идти дальше без сопровождения, однако, увидев девушку, поняла, что ей отчего-то в сотню раз хуже, чем мне, и объяснять вовсе ничего не придется. Лицо ее было перекошено от боли, бело от съедающего изнутри горя и опухло от потока слез. Руки тряслись. Она влетела в холл, встала посередине и начала завывать. Я долго и почти безуспешно пыталась ее успокоить, в конце концов мне удалось ее усадить. Но вытащить из нее даже полслова не получилось. На помощь пришел Смирнов, вызванный мной по мобильному. Он отвел ее в санузел и умыл холодной водой. От этого молодая женщина пришла в себя и сумела поделиться своим страшным горем: оказывается, убитый мальчик — ее сын.
— Как же так? — удивилась я. Просто все это время мне казалось, что гуляющие по ночам дети — беспризорники. Иначе как еще объяснить беспечность их родителей? Только тем, что родителей нет.
Несмотря на то что последние предложения остались за кадром, женщина все же поняла, к чему именно относился мой возглас, и начала оправдываться.