— У нас в семье горе было… Мой муж сгорел. И… — Алина заходила по комнате, периодически прижимая ладонь то ко рту, то к шее. Я объяснила для себя ее автоматические действия так: слова, которые требовали освобождения из тюрьмы ее сознания, самовольно подкатывали к спасительному выходу, и тогда она их сдерживала возле рта, а затем они в отместку начинали ее душить. Она долго не могла определиться, сдерживать ли их и дальше, но в итоге желание нормально дышать победило. — И Витенька считал, что он виноват в смерти папы. А я… Я только сейчас поняла, что почти не препятствовала этим мыслям. Да и в принципе не обращала на него внимания. — Поток слез возобновился, но в этот раз мы даже не пытались их остановить. Почему-то где-то глубоко в душе вспыхнула садистическая мысль, что этот человек достоин таких мучений. Отчего на меня так повлияла ее последняя реплика и согласен ли был со мной Смирнов или же молчал по каким-то своим мотивам, я не ведаю. — Я должна была объяснить ему, что он был всего лишь ребенок… Почему я была так жестока?..
Алина так и стояла, рыдая, затем все-таки соизволила сесть на стул и продолжить повествование сквозь слезы.
— В итоге мы отдалились друг от друга. Он где-то слонялся целыми днями и даже ночами, а я и не спрашивала. Я была под властью этого самого, — она выразительно щелкнула себя по шее. — Мать за ним следила и иногда мне что-то докладывала. А по мне, жив-здоров — и ладно. Чем занят, неинтересно. А теперь… — Я решила, что она продолжит слезы лить, но она лишь глубоко вздохнула и затихла.
— А теперь он мертв, и ты вспомнила, что ты мать, — резко закончил за нее майор, совершенно не заботясь о чувствах живого человека. Впрочем, он о них заботился редко, как я уже успела убедиться. В основном, по праздникам, да и то избирательно.
Вспыхнув, Алина моментально подняла на него глаза и чуть приоткрыла рот, но все-таки ничего не ответила на этот жестокий выпад. Я шикнула на Смирнова и взяла Алину за ладонь, благо она рядом села. Мне стало стыдно за то, что мы так на нее набросились. Какой бы она ни была — она мать, потерявшая ребенка! Это ужасно. Тем более всей картины событий, связанных с гибелью ее мужа, мы все равно не знаем. Зачем делать поспешные выводы?
За это время вернулся Анатолий. Он хотел мне что-то сообщить, но, видя, что мы заняты, просто прислонился к косяку и молча наблюдал.
Все еще держа гостью за руку, я мягко спросила:
— Алина, вы можете вспомнить кого-то, кто мог желать зла вашему сыну? — и тут же ощутила на себе недоумевающий взгляд Ткаченко. Зачем тебе, дескать, эта информация? Но я держалась уверенно, так как чувствовала незримую поддержку со стороны майора. Раз уж он заявлял о своем желании выяснить детали вот-вот собирающегося начаться расследования (либо уже начавшегося, так как, что происходит на поляне, мы не видели и не слышали), стало быть, и от показаний родительницы убиенного не откажется.