Еле сдерживаясь, чтобы не хихикнуть, я ответила:
— Спасибо, конечно, но на мне такой рюкзак будет смотреться не комильфо. Я лучше куплю себе сумочку. Маленькую, дамскую и… — специально бросила взгляд на Андрея, — красивую!
— Необязательно покупать типа ранца как у меня. Бывают маленькие и женственные. Ладно, мне реально пора уже. Увидимся завтра.
Когда он ушел, я набросилась на Смирнова:
— Что ты за человек такой?
— А что?
— Еду схомячил, парня обидел, скепсис свой постоянно навязываешь всем, как религиозный фанатик.
— Э! Напротив. Это те, кто верит во всякое — фанатики. А я пытаюсь вернуть их… как это… на путь истинный.
— Яростно не верить во что-то и активно это неверие пропагандировать — это тоже своего рода религия, знаешь ли.
Выдав эту философскую сентенцию, я пошагала к окну, где на подоконнике стоял чайник, включила его на подогрев, а сама обратилась к прекрасному виду — в общем, делала все, чтобы показать: разговаривать с ним не хочу. Однако Андрей, как и любой мужчина, относящийся к породе нечувствительных, таких явных намеков не понимал и принялся что-то бубнить в ответ. Так как я усиленно пыталась отключаться, сделав его речь монотонным фоном, дескать, радио это, не могу сообщить, что он там говорил.
Если подземный тоннель существовал, и существовал в гордом одиночестве, то взрыв колокольни должен был его засыпать так основательно, что и входа не найдешь. Но если был и другой вход, как предположил автор? Копатели могли предусмотреть такую возможность и вырыть целый лабиринт. Опять же, если фашисты кинутся вдогонку, то линейный путь не даст преследуемым уйти. А вот путь с разветвлениями очень даже…
Щелчок чайника привел меня в чувство.
— Ну, не хочешь общаться, тогда я пошел. Я-то по наивности думал, что ты мальца на меня променяла, а ты, оказывается, от обоих решила избавиться. Что ж, решать тебе.
Вот тут уж я не стала сдерживаться и захохотала. Интересно, шутит он или в самом деле такой? Индюк. Ребенок и индюк — хорошая у меня компания.
Смирнов посмотрел на меня с недовольством, на секунду мне даже показалось, что я прочитала в его глазах: ага, над малышом не смеешься, сдерживаешься, чтобы его не обижать, а меня, значит, обижать можно — и продолжил свой путь к двери. Когда он исчез из поля зрения, я поняла, что мне надо проверить голову, причем не в местной поликлинике, а у хорошего специалиста, а то чудится всякое. То призраки, то обида со стороны мужчины, который не обычный мужчина, а кремень, и, стало быть, обижаться по природе своей не способен.
* * *
Потекли томительные минуты. В одиннадцать вечера позвонил Борис и поинтересовался, все ли мои гости ушли и может ли он запирать ворота. Я ответила утвердительно.