Бедная девушка или Яблоко, курица, Пушкин (Беломлинская) - страница 57

Канадцев провинции Монреаль!

На худой конец, мужественного усатого брюнета Захар Михалыча…

Но не этого большого коричневого щенка. С его розанами щек и опахалами ресниц.


Разденешь — начинается сложный процесс связыванья — там, в садо-мазе узлов не меньше чем в моряцком деле. Потом в резиновых перчатках одеваешь на клиента презерватив. Много узлов и резины. Потом привязываешь бедного Яшеньку к столбам. К чреслам его — морскими узлами вяжешь какие-нибудь грузила.

Потом сама сечка начинается. Сначала простое похлопыванье — до покраснения. Потом легкий стек, потом начинаются плети — однохвостка, трехвостка, семихвостка… и так день за днем.

ЯШЕНЬКА СТРАДАЛ. Нет, не так. По честному страдал. Он ненавидел меня лютой ненавистью. Фискалил на меня Наташе. Жаловался, что больно. Что неправильно вяжу.

— Наташья! Она придавила мне вену!

В общем, до бича я так и не дошла — до роскошного «русского» — так он и назывался, у нас, оказывается, было сильно развито это палаческое искусство.

Это как в спорте — по ЭТОМУ виду бича, Россия, оказывается, на первом месте в истории мировой садо-мазы. Вот так, могла бы век прожить — не узнать.


В тот день, как обычно, приготовила Яшеньку, стою себе, мрачно, в рабочей одежде — КРАСНАЯ ПЛАСТИКОВАЯ КУРТКА, ПЛАСТИКОВАЯ МИНИ-ЮБКА И САПОГИ НА ШНУРОВКЕ, ДО БЕДЕР, поигрываю бичом, приступать к сечке — неохота. И его жалко, и себя жалко — а что поделаешь? Учиться то надо? А он все:

— Когда придет Эдна?

Эдна из милосердия иногда все же приходила его постегать — уж очень я жалостно рассказывала ей о том, как тоскует парень.

— Не придет она сегодня. У ней работы горы — до самой ночи. Давай что ль, парень, сам раздевайся… ох, надоел ты мне…

Я лениво взялась за это хуев бич имени Иван Васильича, (а все ж приятно,

СВОЕ-НАШЕ)…

Свой-Наш засвистел в воздухе… и тут Яшенька не выдержал и по-настоящему зарыдал.

— Пусти меня, нет, не хочу! Позови Наташью!

Я побежала к Наташе.

— Слушай, пойдем- ка со мной. Джейкоб — чего-то совсем плох. Рыдает. Тут конешно садизм — но не до такой же степени…

Мы вместе принялись его развязывать.

— Ну, что за проблема?

— Я ненавижу эту женщину. Я не могу видеть ее лицо! Я НЕНАВИЖУ ЕЕ ЛИЦО!


Лицо мое — обыкновенная жидовская морда — в профиль, смешное из-за носа, а в фас — нормальное лицо. Если не краситься — так и вовсе выходит «Святая женщина».

Это выражение, я однажды услышала от Полины — по телефону кто-то ей на меня жаловался, а она отвечала по русски:

— Да ладно тебе. Ну, наорала. Она на всех орет, если не выспится. Чего на нее сердиться то? Всему Нью-Йорку известно — МАМАША — СВЯТАЯ ЖЕНЩИНА…