— Эй, тише там, впереди…
И тогда Черная Шапка повернулся опять — теперь уже повернулся совсем, плечами и всем корпусом:
— Молчи, пока жив, — сказал он.
Эти слова звучали в тишине. Даже в большом собрании бывает так, что вдруг все молчат и стоит тишина, и все хорошо слышно. И Черная Шапка сказал это громко. Он подумал, что надо все-таки набраться храбрости, чтобы в зале, во время кино, среди сотен людей — сказать так громко, пускай даже не эти слова, любые. Но эта мысль сразу ушла. И вдруг ушли все мысли. Только волнение поднималось в нем или опадало вдруг. И замерло сердце: так уж все становилось плохо…
Юноша по-прежнему сидит в большом зале, а рядом с ним — его девушка. Он ясно и очень ясно чувствует, что рядом она, и вдруг так же, не глядя, знает, как много людей впереди и сзади него, вокруг, на всех рядах — и еще острее: впереди, там — эти трое, а посередине и выше сидит Черная Шапка, и слова сказаны. Зина берет его пальцы — и берет к себе, гладит их, а он не замечает этого и потом отнимает руку, но тоже не замечая.
Прямой свет протянулся вверху. Экран дрожит. А у него все слилось перед глазами. И здесь тепло сидеть. Сзади такая теплая спинка. И темно. Свет дрожит, а если закрыть глаза, то совсем темно, и ничего нет, только музыка — и теплая спинка стула — и ее рука… Но он встает медленно — и как слепой, держась руками за стулья, выходит из ряда.
— Куда ты?
Она удивляется. И не будь ее, он бы, конечно, остался сидеть.
— Перестань. Сядь сейчас же.
Она все поняла уже. А он молчит. И даже перед ней молчит. Просто он не хочет быть смешным. Молчать сейчас — самое главное. И она хватает его за руку, но он опять не замечает этого и выходит в проход…
Он прошел молча и потом взялся за спинку первого ряда — там никто не сидел. И чуть-чуть наклонился ко второму ряду:
— Это ты тут кричал?
Уже заволновался народ:
— Сядьте.
— Кто там стоит?
А теперь он стоял к экрану спиной. Он видел лицо — ясное и бледное. Только половину лица, нижнюю, потому что черная шапка была надета до бровей. И когда он сказал все так тихо, лицо вдруг смыло горячей волной, он видел теперь только одно — черное и белое — белое было внизу, и оно было вся мерзость сейчас для него и вся его ненависть. Правой рукой, задохнувшись, как-то неловко сбоку, он ударил туда вниз, и голова дернулась, а руке его стало больно.
Этот юноша вышел один в большом зале на середину. Сорок восемь раз в секунду там было совсем темно. И поэтому со стороны его рука, когда он ударил Черную Шапку, выглядела как часть велосипедного колеса с блестящими спицами. Но он не смотрел со стороны, и к тому же — очень волновался, и поэтому все сливалось в его глазах. Наверное, люди опытные и пожилые усмехнутся, глядя на него. Разве это молодежь? Уж если они в морду дать как следует не умеют, то на что вообще они способны? А те, кто прошел войну и убивал людей, руками беря их за горло, наверное, скажут: «Так нельзя. Нужно браться плотно. Если врага хотят бить, нужно браться плотно руками…»