И много, много озабоченных придурков…» Досталось всем: и Адели, и Мари, не ведающей о наклонностях своего сынка, и мужу, предпочитающему тихие уголки без туристов и не любящему моря, и дуракам-фермерам, слыхом не слыхивавшим о пещере, которая есть у них под носом, и фармацевту, клепающему безмозглые вирши, и… Но больше всех досталось, конечно, проститутке Римме… Элль высыпала на нее весь свой запас брани, который имела, вытирая со щек ручьем льющиеся слезы. И если раньше у нее никогда не было врагов, то сейчас враг явился в лице этой похотливой сучки… Тоже мне Ева, давшая мужчине вкусить запретный плод с древа познания… Не Ева — змея в течке… «И сказал Господь Бог змее: за то, что ты сделала это, проклята ты пред всеми скотами и пред всеми зверями полевыми; ты будешь ходить на чреве твоем, и будешь есть прах во все дни жизни твоей…» [2]
Тебя бы сюда, в этот каменный мешок, твою мать… А перед этим повозить мордой по камням и придушить, чтоб обделалась… Может, ты, Римма, и с фермерскими быками трахалась?…
Когда она открыла глаза, в пещере уже не было ночного кромешного мрака. Появившийся в каверне рассеянный бледный свет подсказал Элль, что снаружи наступил день. Ей по-прежнему было очень холодно, а тело просто разламывало на куски. Она не помнила, как все-таки умудрилась заснуть. Наверное, рухнула от усталости замертво. Первое, что она увидела, — это размытое белое пятно у себя перед самым носом. Она сконцентрировалась на пятне, пытаясь сообразить, что бы это могло быть. В глазах прояснилось, и пятно приобрело четкие очертания, превратившись в крохотный белый череп какой-то неведомой зверюшки.
Элль со стоном села: каждая мышца, каждая клеточка просто кричали от боли и усталости. Она привалилась спиной к стене и надсадно закашлялась. Только этого ей и не хватало! Простуда — еще куда ни шло, а если у нее воспаление легких? К тому времени, когда ее найдут, она покроется коростой. Элль шмыгнула носом и снова закашлялась. Гортань уже не простреливало, как вчера, но горло по-прежнему саднило. И першило в горле страшно. Элль без интереса оглядела разгром, который учинила ночью. Камешки валялись по всей каверне вперемешку с костями. Воняло падалью. Она вяло подумала о том, что Маню смертельно обидится на нее. Ну и черт с ним!
Подняться на ноги ей удалось только с третьей попытки: суставы ни за что не хотели сгибаться и разгибаться, как им положено. Постояв немного, держась за стену, Элль опять села и начала массировать ноги. Кровь побежала по жилам быстрее, ноги согрелись, и, удовлетворенная, Элль занялась руками. Затем она встала, теперь уже без больших проблем, и продолжила разминку. Почувствовав себя более-менее сносно, она заглянула в щель в скале. С той стороны щели ярко светило солнце, и блеск дневного света ослепил Элль. Она заморгала, стряхивая с ресниц набежавшие разом слезинки. В трещину с поверхности вливался нагретый воздух, приятно касавшийся кожи. Долго висеть на руках Элль не могла, но удовольствовалась тем, что постояла под щелью, засунув в нее кисти, подставив их теплому дуновению с поверхности.