— А я по-любительски балуюсь астрономией, — поведал Ле Бук. — Да и по роду занятий с ней пришлось познакомиться. В море без астрономии нельзя, и на суше порой она пригодится — мало ли где окажешься…
— А что это за созвездие? — спросила Элль, наугад ткнув пальцем в небо.
— Где? — переспросил художник. — Позвольте, я встану рядом.
— Вон то…
— Это Кассиопея, — сказал Ле Бук. — А рядом с ней Цефей и Персей. Вон тот и тот… Видите?
— Вижу. — Элль не отрываясь смотрела в звездное небо, испытывая чувство приятного головокружения. На всякий случай она оперлась на руку мужа.
Ле Бук попыхтел сигарой и стряхнул с нее святящийся малиновым столбик пепла.
— Джереми, чем вы нас потчевали? — спросил он. — Я ничего подобного еще не слышал. Это что-нибудь славянское?
— Нет. Со славянской музыкой я, к сожалению, знаком очень мало. Там было с бору по сосенке: и зайдеко и другое…
— Зайдеко? Что это?
— Музыка американской и канадской глубинки… вините, Рене, мне бы сейчас совсем не хотелось…
— Понимаю… — кивнул лысым теменем художник. — Ну а как с рыбалкой? Решили?
— Решил. Едем.
— И прекрасно. — Ле Бук затушил окурок сигары о подошву ботинка. — Вернемся?
— Элль, ты в порядке? — спросил Джереми.
— В совершенном. — Элль оторвалась от созерцании небесных глубин и слегка вздрогнула. — Прохладно.
Втроем они вернулись в бистро, где веселье продолжалось вовсю. Отдохнув, публика собирались продолжить танцы, и теперь все громко звали Маню, по-прежнему скрывавшегося на кухне. Он не давал о себе знать и Мари отправилась за сыном.
— Потанцуем? — спросил Джереми, придерживая ее за плечи. — Сейчас Мари приведет нашего аккордеониста.
Дверь на кухню хлопнула, и за стойкой показалась всклокоченная голова Маню, идущего в сопровождении матери. Мари подталкивала сына ладонью в спину, а Маню что-то недовольно бормотал в ответ. Она подвела его к аккордеону, сиротливо стоявшему на полу, подняла инструмент и пихнула в руки сына. Маню, неуклюже облапив аккордеон, продолжал бормотать и с недовольством озирал зал. И вдруг увидел Элль и Джереми.
Прекратив бубнить себе под нос, он целеустремленно направился прямо к ним. Зал взорвался хохотом. Элль растерянно смотрела, как Маню быстро приближается к ним и под общий хохот сует аккордеон в руки мужа и при этом не сводит с нее напряженного взгляда. Его намерения были ясны как день: Джереми предполагалось продолжать играть на потеху публике, а Маню намеревался и дальше танцевать с Элль. Джереми перехватил у него инструмент — ему больше ничего не оставалось делать: он и сам слегка растерялся. Маню толкнул его аккордеоном в живот и преспокойненько опустил руки. Освободившись от ноши, он тут же встал перед Элль и обхватил ее талию, выражая полную готовность начать танцы сию же секунду, чем вызвал еще один шквал хохота со стороны зрителей, наблюдавших за ними.