— Во сколько?
— Часика в четыре. Подниметесь сами или вас разбудить?
— Поднимусь.
— Договорились. — Ле Бук взял с багажника мотоцикла шлем. — А вы, Элль, может, все-таки составите нам компанию? Места на мотоцикле хватит и на троих.
— Я только буду мешать вам своими визгами, — отказалась она.
— Хм… А кто мне рассказывал, как бегал с мальчишками на речку? — поинтересовался Джереми.
— Это было давно… — сказала она. — И рыба была не больше моей ладони. А форель приведет меня в ужас одними только размерами.
— Ну что ж… — сказал муж. — Настаивать не буду.
— И не надо. Я буду гордая встречать тебя с добычей, как подобает встречать мужа-охотника, — пообещала она.
Художник не вмешивался в их шутливую перепалку, терпеливо дожидаясь ее окончания.
— Значит, во вторник с утра, — повторил он.
— Да, — подтвердил Джереми.
— Спокойной ночи, — попрощался Ле Бук, надел на голову шлем, завел двигатель мотоцикла и уехал.
Джереми зевнул и потянулся:
— Хорошая ночь. Давай прогуляемся немного.
Элль поднялась на цыпочки и легонько постучала мужа согнутым пальцем по лбу. Он наклонился, подхватил ее и поднял. Их лица оказались друг напротив друга.
— Что значат эти загадочные жесты? — осведомился он.
— Тебе хорошо — просидел весь вечер на табурете в обнимку с аккордеоном. — Элль дернула его за нос. — А я? Какая прогулка, мсье Моррон? Я хочу спать.
— Если ты оставишь мой нос в покое, я понесу тебя на руках, — сообщил он. — Устраивает?
— А если не оставлю?
— Могу упасть. — Джереми снова зевнул.
— Ты и так упадешь. Отпусти меня. Не желаю гулять с пьяным и наполовину спящим мужем.
— Будь по-твоему.
Джереми и Элль вошли в бистро. В опустевшем зале остались наводить порядок только Мари и Маню. Она вытирала столы влажной тряпицей, а сын размахивал метлой с длинной пластмассовой ручкой желтого цвета. На стойке стояли стопки уже убранной и приготовленной для мытья посуды. Мари оставила тряпку на влажной столешнице, вытерла руки о фартук и пошла навстречу постояльцам. Маню, намереваясь последовать за матерью, бросил подметать и прислонил метлу к стенке.
— Маню! — прикрикнула на сына Мари.
Маню поспешно схватил метлу и стал старательно скрести ею по полу.
— По-моему, перед нами сейчас начнут извиняться, — тихонько шепнул Джереми на ухо Элль.
— Вот уж зря…
А Мари уже подошла, и было видно, что она смущена, — ее пальцы теребили полу передника.
— Спасибо вам, Жереми, — сказала он. — Я даже не знаю, как вас благодарить… Все уже жалеют, что пройдет месяц и вам надо будет уехать… А вы, Элеонор, извините моего дурачка — не привык он танцевать с девушками…