Вчера на этом же месте у заводи она впервые увидела мужа вышедшим из себя. Гнев его быстро прошел, и она знала почему — потому что следил за ними Маню Будь на месте Маню другой человек, все могло бы окончиться совершенно иначе. И Элль немного испугалась. Она привыкла к навахе мужа и перестала ее замечать, а ведь и тогда нож был у него на поясе, на своем обычном месте. Она призналась себе, что не знает даже, ревнив ли ее муж. В отличие от той же Аделаиды, она не имела привычки проверять мужчин на прочность, и поводов для ревности у Джереми не было.
Элль любила мужа, и даже сама мысль о флирте с целью увидеть, как он среагирует, была ей неприятна. К появлению на подоконнике букета он отнесся со спокойствием, но не равнодушно. Ее позабавил выпад мужа в сторону фармацевта, и она позабыла о его злословии до того момента, как услышала злой голос Джереми, сообщившего ей, что он заметил соглядатая. Она припомнила, какой эмоциональный импульс получила и как ей передалось его бешенство, вспыхнувшее, словно порох при попадании искры. Невозмутимость Джереми оказалась не такой уж непоколебимой, а вот то, что ярость спокойного на вид человека, как ее муж, может быть страшной и безудержной, ей было известно и без того. Искушать судьбу, выясняя, каков Джереми в праведном гневе, Элль не собиралась и меньше всего приветствовала подобные проверки, спровоцированные кем-либо со стороны. За Маню же беспокоиться не приходилось: Элль была уверена, что высказывание мужа по поводу подзатыльника — не более чем досада. Проказы ее сорванцов-племянников, способные в кратчайший срок довести любого нормального человека до белого каления, муж сносил с добродушием сенбернара. А мальчишки, пользуясь терпением Джереми, частенько использовали его в качестве баобаба для свершения обезьяньих прыжков и лазания.
— Маню, иди сюда! Я кому говорю?
Маню топтался на уступе. Уходить он, по-видимому, не собирался, но и спускаться тоже не имел желания.
Элль подобрала вестерн с гальки и сунула его за спину, за пояс джинсов. Сумку она с собой не брала, потому что не хотела купаться в одиночестве. Раз Маню не выказывает желания подойти к ней, она сама до него доберется.
— Жди меня там. Я поднимусь к тебе! — крикнула она.
Элль потеряла его из виду, пока пробиралась через ивовые заросли. Ей надо было обойти заводь, а там… А что там, она себе представляла слабо: они с мужем так и не удосужились разведать окрестные тропы с той стороны, если таковые вообще имелись.
Ее ждало разочарование: дорогу ей перегородила протока. Но это было еще полбеды — протоку можно было перейти по камням чуть ниже по течению; валуны светлого гранита выглядывали из воды, словно лысины строя плешивых, зачем-то вздумавших рядком сесть на дно протоки, перегородив ее. Колышущиеся венчики водорослей, окружавшие сухие верхушки притопленных камней, усиливали сходство с макушками лысых голов. А вот на другом берегу преграда была посерьезнее — плотный колючий кустарник высотой почти в человеческий рост. Продираться сквозь него было бы безумием.