А как хорошо бывало здесь в пору весеннего цветения! Голова кружилась от густого аромата цветущих яблонь!
Сейчас на кривых улицах Бабушкина хутора было пустынно, под ногами шуршала опавшая желтая листва.
Женщины привели Фёдора Ивановича в небольшой одиноко стоявший на склоне оврага домик, окружённый пустым облетевшим садом.
— Вот сюда, здесь лежит он, — тихо сказала старшая, отворяя дверь.
В тесной горенке, на высокой кровати, спал молодой парень с обгоревшими волосами и с обожжённым тёмным лицом.
— Серёжа, проснись, доктор пришёл, — разбудила его хозяйка.
Фёдор Иванович заметил, как вздрогнул парень, как он, открыв глаза, настороженно посмотрел на него.
— Где это вы обожглись? — поинтересовался доктор.
Вместо парня ответила женщина постарше.
— Это мой муж, погибели на него нету, — строгим тоном начала она. — Лишнего хлебнул да с папиросой в зубах в сарае спать завалился… Сарай поджёг, чуть было последнюю хатёнку не спалил.
— Как же это вы так неосторожно, молодой человек, — с укоризной проговорил Фёдор Иванович и снова увидел настороженный взгляд парня.
— Я ему тоже говорила, так ведь разве они понимают? За стакан проклятой самогонки душу продать готовы, — с осуждением говорила хозяйка.
— Давно это было?
— Да уж недели две.
— Почему же так поздно пригласили, — упрекнул женщин Фёдор Иванович, осматривая больного. Ожоги на лице уже подживали, а на груди вместо кожи зияли гнойные раны. Парень дышал тяжело, пульс у него был слабый и частый, температура доходила до сорока градусов.
Обрабатывая раствором марганцовки нагноившиеся ожоги, Фёдор Иванович сокрушённо вздыхал — если бы раньше, в те добрые довоенные дни, к нему в больницу привезли такого обожжённого, он схватился бы с болезнью… А теперь? Что может он сделать теперь и чем поможет несчастному парню?
— Обгорел, говорите, в сарае? — переспросил он.
— А то где же, в сарае, папиросой поджёг, — ответила, как по заученному, старшая, и Фёдор Иванович заметил, как женщины беспокойно переглянулись.
«Нет, милые, мне кажется, не в сарае. Выдумали вы складно, ничего не скажешь, а только бензинчиком от ожогов попахивает. Ожоги-то не от соломы, а от горючей жидкости… Врачу сразу видно. Муж? Да он тебе, моя милая, чуть ли не в сыновья годится. Вон та, помоложе, могла бы назвать его мужем… А всё-таки кто же этот парень?» — раздумывал Фёдор Иванович.
Выйдя из горенки, он как бы между прочим обронил:
— Молодой у вас муж, это плохо.
— Почему плохо? — недоумённо спросила старшая.
— Вас как зовут? — обратился Фёдор Иванович к младшей.
— Наташа, — тихо ответила та.