— Можно у вас полечиться? — спросил фельдшер.
— Что стряслось? Неужели и тебя хворь настигла, — забеспокоился Фёдор Иванович. — Да ты раздевайся. Плохое время выбрала твоя болезнь, прямо скажем — никудышнее время, — печально продолжал он и вдруг умолк, окидывая гостя недоумённым взглядом — тот произнёс условленную фразу. Быть может, случайно? Быть может, послышалось?
— Как ты сказал? — тихо спросил он.
— Можно у вас полечиться? — четко произнес фельдшер.
— На что жалуетесь?
— Ноют суставы, а температура нормальная.
— Николай Николаевич, неужели ты? А какие лекарства принимал?
— Два дня пил кальцекс, не помогло.
— Родной мой, значит, тебя я жду! — воскликнул Фёдор Иванович.
— Значит, меня, — улыбнулся фельдшер.
— Постой, постой, да как же… Нет, никогда не подумал бы, — развёл руками Фёдор Иванович.
Они бросились друг к другу, обнялись, радуясь этой новой и необычной встрече.
— Хитрюга ты, хитрюга, а я спрашивал тебя о партизанах. Помнишь? И что ты мне ответил?
— Извините, Фёдор Иванович, тогда не мог: дисциплина.
— Только ради дисциплины и прощаю. Ну, а каково твоё задание?
— Пока работать с вами в больнице, — ответил гость.
Доктору Бушуеву казалось, что с появлением человека из леса жизнь его сразу как-то изменится и начнут они храбро и дерзко действовать. А Николаев, точно позабыв о своем назначении, увлёкся работой в больнице. Он то раздавал больным лекарства, то расчищал дорожки у барачных дверей, то колол дрова, помогая Маше.
— Трудяга, — говорил о нём доктор Безродный. — И как вы его выкопали, Фёдор Иванович? — спрашивал он.
— Так же, как и вас: из окружения пришёл, — отвечал Бушуев.
Доктор Безродный старался держать себя с фельдшером просто, по-товарищески. Однажды он поинтересовался фронтовой жизнью фельдшера, и тот рассказал о своих приключениях.
— Что делать бедному лекпому, если окружен: хенде хох, поднял руки — и был таков. Я, Матвей Тихонович, даже работал в немецкой санчасти, раненых помогал перевязывать. а потом отпросился у врача домой. Хороший попался человек — отпустил и даже справочкой снабдил, чтобы легче жилось мне при немцах, — охотно говорил Николаев и трудно было не поверить этой выдумке.
«Дурачок дурачком, а о спасительной справке не позабыл», — думал о фельдшере Безродный. Простоватый и, по его твёрдому убеждению, недалёкий фельдшеришко был человеком безотказным и услужливым, и это нравилось доктору Безродному. Иногда, если Фёдора Ивановича надолго вызывали в немецкий госпиталь, доктор жаловался Николаеву:
— Что-то голова побаливает.
— А вы отдохните, Матвей Тихонович, — дружелюбно советовал фельдшер. — Я за вас и обход сделаю, и амбулаторный приём проведу. Не беспокойтесь, все будет в порядке.