Тот промолчал.
— Или не видишь, что человек еле ноги тащит, к доктору в город идёт.
— Садись, — пробурчал Щербак, не глядя на неё.
Майя молча сидела рядом, присматриваясь к нему.
Она не спешила начинать разговор, да и он не был расположен к беседе. Дымя огромной, чуть ли не в полгазетный лист, самокруткой, Щербак угрюмо смотрел куда-то вдаль. Щёки его заросли густой рыжей щетиной, на лоб небрежно надвинута старая, с прожогом, солдатская шапка-ушанка. Одет он был в запылённую мукой фуфайку.
Когда они въехали в город, Майя нарушила молчание.
— Может быть, и назад отвезёшь. Мне трудно идти.
— Отвезу, не жалко.
— Через сколько времени будешь возвращаться?
— Быстро. Муку расхватают враз.
— Подожди меня вон у того колодца, — указала Майя.
— Ладно, подожду.
Ни к какому доктору Майя не пошла, а стала бродить взад и вперёд по соседней улице, неподалёку от колодца. Если Щербак обманет и не будет ждать, она сумеет догнать его и встретит в конце улицы.
День стоял холодный, а Майе было жарко. Она с тревогой думала, удастся ли ей войти в доверие к Щербаку, удастся ли когда-нибудь уговорить его взорвать мельницу. Конечно, эта мельница для него доходное место, но разве он не понимает, что кормит хлебом врага.
Часа через полтора Щербак подъехал к колодцу и стал поить лошадь.
Майя подошла к нему.
— Вот и я. Спасибо, что подождал. Не знаю, как бы я добиралась назад с больной ногой, — говорила она, садясь в сани.
Щербак молча сел рядом.
По дороге Майя как бы между прочим полюбопытствовала;
— Что же ты на танцы никогда не зайдешь, мы иногда собираемся.
— Не до танцев мне.
— Почему же? Всё равно жена далеко — не узнает.
— Я холостой.
— Тем лучше. А то сидишь на мельнице, как в тюрьме, людям не показываешься.
— А чего мне им показываться? Что хорошего они увидят во мне?
— Но всё-таки когда-нибудь придётся показаться.
Щербак внимательно посмотрел на собеседницу.
— Говоришь, придётся?
— Обязательно придётся. Не век же тебе сидеть на мельнице. Гимнастерка на тебе красноармейская, ещё не износил, а запачкал. Если хочешь, давай постираю.
— Гимнастерка запачкана, это ты правильно сказала. — Щербак немного помолчал, потом со вздохом сказал: — Отмыть её теперь трудно.
Майя сделала вид, будто не поняла смысла этих слов и простодушно ответила:
— У меня мыло прежнее осталось, отмою.
— Не о том я говорю, милая ты девушка, — мотнул головой механик. — Сама-то ты замужняя или как?
— Вроде тебя — бобылиха.
Щербак впервые скупо улыбнулся:
— Такая красивая и замуж не вышла.
— Да и ты не плох, а, видишь, холостым остался.
— У меня дело другое, — грустно сказал Щербак, и Майя сразу поняла, что затронута какая-то живая струнка в душе угрюмого механика. — Если хочешь знать, милая ты девушка, то у меня целая трагедия получилась, — доверительно продолжал он.