— Алло, Соледад, ты меня слышишь? Алло!.. Неожиданно в трубке раздался вкрадчивый шепот:
— Ты что, действительно в это веришь?
— А почему я не должен верить собственной дочери? Я действительно, ты права, не знаю никакой Джейн, но почему‑то должен верить ей! Может, она обозналась.
— Матерь Божья! Старый осел! — Соледад больше не могла сдерживаться. — Сохранить такую наивность в твои годы! Или ты не только сошел с ума, но вдобавок и ослеп?! Чем, по‑твоему, Люсия занимается целыми днями?
— Где‑то ходит…
— Прекрасный ответ внимательного отца. И где же она ходит?
— Ну, с Эйприл по магазинам, в бассейн, на какие‑то лекции.
— Какие могут быть лекции в каникулы? Чувствуя себя как на допросе, Филипп начал судорожно припоминать, что ему говорила Люсия.
— Ах да, вспомнил. Она ходит на лекции в Философское общество. Говорит, ей это интересно.
— О Боже, я все поняла. — Теперь голос Ла Валенсианы был полон печали и снисходительности. — Прости меня, Филипп, ты — дитя. Нет! Ты — святой, потому что только святой, — тут она не выдержала и перешла на свой обычный тон, — только святой может предположить, что молодая красивая девица предпочтет какие‑то нудные лекции объятиям любовника!
— Соледад, полегче, пожалуйста. — Филипп поморщился. Ее прямота всегда его коробила.
— Поверь мне, милый, я знаю, что говорю. Не сердись. Лучше поговори с Дэвидом, хорошо? С Люсией, я думаю, говорить бесполезно. Ладно, мне пора в театр. Извини, что накричала. Береги себя. Целую. — И Соледад повесила трубку.
Филипп долго сидел в кресле, переваривая услышанное. Может, его бывшая жена сгущает краски? Ей ведь это свойственно. Впрочем, все равно. Что бы там ни было, по сути она наверняка права. Женщины в таких делах разбираются гораздо быстрее мужчин. Но, с другой стороны, можно обвинить Дэвида, а потом выяснится, что ничего не произошло и он ни в чем не виноват. Филиппу очень не хотелось начинать такой разговор со старым приятелем: он почти неизбежно вел к ссоре.
И, поразмыслив, Филипп решил не торопить события. Несколько дней здесь уже ничего не решают. Чтобы не выглядеть таким дураком, как сегодня, надо понаблюдать за Люсией, самому во всем разобраться… И тогда он поймет, как поступить.
Три дня Люсия, не подозревая, что ее испытывают, изо всех сил старалась возобновить дружеские отношения с отцом. Она рассказывала ему о Стиве и Поле, пытаясь запутать следы, притворялась скромной поклонницей Маковски, не смеющей видеть в своем кумире просто мужчину. К концу четвертого дня ей это удалось.
Филипп успокоился, даже рассказал ей о своей давней совместной с Дэвидом поездке на гастроли в Испанию. Боясь снова выдать себя, она сдерживала желание расспрашивать отца о Дэвиде и довольствовалась перечислением репертуара и описанием без того хорошо знакомой ей природы. Девушка настолько завралась, что сама уже с трудом верила в свой роман с Маковски, тем более что в течение всех этих дней Дэйв ни разу не дал о себе знать. Это начинало тревожить. Не так уж долго ей оставалось быть в Лондоне, чтобы тратить время на всякую чепуху вроде спуска с Дэннисом и Брэндоном бумажных корабликов в Темзу или приготовления воскресного ужина. Зато Люсия в полной мере осознала, как велико ее счастье и как она боится его потерять. Все, что не было связано с Дэвидом, потеряло для нее всякую привлекательность, не имело отныне ни малейшего права называться жизнью. Она вздрагивала при каждом телефонном звонке и, в очередной раз теряя мгновенно зародившуюся надежду, бежала в свою комнату, где под подушкой, завернутое в кружевной платок, хранилось кольцо с зеленым камнем.