Люсия уронила пульт и бросилась к выходу. Ей вслед смотрели недоуменные лица.
— А платить? За стакан? — кричал бармен, но она не слышала его, она, ничего не видя, шла по раскаленной улице, натыкаясь на прохожих, хватаясь за углы зданий и водосточные трубы. Ей казалось, что из каждого окна льются эти божественные звуки, разрывающие ее колотящееся сердце в клочья…
Она не знала, сколько времени прошло, прежде чем, присев на строительные плиты у какого-то окраинного пустыря, она немного успокоилась. Место казалось ей незнакомым и странным, почти неземным. Непонятно, как она сюда попала, как у нее хватило сил забрести в такую глушь.
Клубок распутался самым неожиданным образом. Разве она могла подумать, что и внезапная холодность Дэвида и полное отсутствие каких бы то ни было упоминаний о нем в последних письмах Пола, несмотря на ее откровенные намеки, имеют в своей основе одну, такую страшную причину. Дэвид болел, он умирал! А теперь его нет… невозможно поверить! В ее жизни его нет уже более двух лет, но она даже не задумывалась о том, как ей необходимо было знать, что он есть хоть где-нибудь на этой земле… А теперь его нет нигде!
Глубокой ночью она добралась до дома, открыла ящик стола, достала кружевной сверток, надела на руку кольцо с зеленым камнем и, приложив его к губам, наконец разрыдалась.
За окном рассыпал неиссякающую морось Лондон. Люсия посмотрела на дом напротив, давно ею до малейших подробностей изученный, но сейчас ставший от не прекращающихся всю неделю дождей более ярким, заколола волосы в тяжелый узел на затылке и подошла к кроватке поправить одеяло на спящей Букашке. Так они с Полом называли восьмимесячную Эльзу Уильямсон — крупную большеглазую красавицу, больше всего на свете любившую елозить своими прелестными ножками, сбрасывая белые с розовыми облаками пододеяльники.
— Боже мой! Проклятая животина! — Рядом с ребенком в кроватке удобно расположился наглый черно-белый котище Торин, с самого начала весьма ревниво воспринявший появление Букашки. Проснувшаяся девочка удивленно хлопала глазами и косилась на оккупанта. Поднатужившись, Люсия подняла кота за шкирку и хотела было выбросить из детской, но в последний момент сжалилась:
— Как тебе не стыдно, Торин?! Больше не смей этого делать! Нельзя обижать маленьких!
На лестнице послышались торопливые шаги.
— Уже проснулась? — поразилась Джоанна, полная, пышущая здоровьем сорокапятилетняя нянька Букашки.
— Разбудили, — недовольно пояснила Люсия.
Лицо Джоанны при виде детской головки с радостно распахнутыми глазами-бусинками и несколькими белокурыми колечками надо лбом выразило неподдельный восторг. Люсия подняла Эльзу за подмышки, с удовольствием ощутив ее увеличивающуюся с каждым месяцем тяжесть, и предоставила няне возможность поймать смешные складчатые ножки в розовых ползунки.