— Ты собираешься венчаться в настоящей фате, длинной и с флер-д-оранжем? — неожиданно спросила Пат.
— Наверное, да.
— Но лучше не мечтать заранее, поверь мне. Пусть лучше все будет так, как будет, — вдруг горько заметила Пат, вспомнив свою бирюзовую тунику на торчащем животе вместо сливочной пены кружев. — Мне действительно нравится твой Хаскем, во всяком случае, по твоим рассказам. В нем есть воля — редкое качество для современных мужчин, которые живут если не капризами и порывами, то иллюзиями и маниями. Богатства, собственной неотразимости, сексапильности, власти… Часть из них добивается своего, но очень редкий достигает этого с помощью собственной воли. А недостатки, даже пороки? Что ж, они есть у всех. Их исправление во многом в твоих руках. Я очень хочу, чтобы ты была счастлива, Джанет, не потому, что ты досталась мне такой ценой, а просто потому, что женщина, особенно настоящая женщина, как ты, должна быть счастлива по самой своей природе.
— Мама! — неожиданно всхлипнула Джанет и прижалась к Пат так, как, может быть, никогда не прижималась в детстве. — Мамочка!.. Ой, а это у тебя откуда? — За плечом Пат на ее строгом рабочем столе Джанет увидела так знакомые по Ноттингему белые шелковистые листья качфлая.[36]
— Ах, это! Это я привезла с собой в тот раз, когда умер папа. Он так любил их и, помню, не позволял Селии даже дотрагиваться, не говоря уже обо мне.
— Но, мама, — удивилась Джанет, как настоящая ведьма, искренне верящая во многие предрассудки, — нельзя брать растения на память об умершем, разве ты не знаешь? Это плохая примета!
— Да, ты у нас настоящий доктор права! — засмеялась Пат. — Пойдем лучше заберем Стива с Фергом, которые по случаю вашингтонской выставки Жаклин одни, и отправимся куда-нибудь в Салем. Я так давно не ужинала среди своих.
Джанет натягивала на себя что-то уж совсем прозрачное и облегающее и с удовольствием осматривала в зеркале свое порочно-девическое тело, когда-то так верно угаданное смуглым танцующим юношей…
— Да, мама, а почему все так странно отреагировали на мой вопрос о женитьбе Милоша?
— Потому что в ней нет ничего хорошего.
— То есть?
— Он женится на женщине, которой за сорок, талантливой ученице профессора Вирц. Бедный мальчик, он совсем запутался. — И что-то похожее на слезы сверкнуло в карих, умело подкрашенных глазах. — А теперь пойдем, а то скоро станет совсем темно и холодно.
__________
Наутро после отъезда Пат, летевшей каким-то очень длинным и сложным путем сначала в Каракас, потом в Лиму и только оттуда — через горы к устью Пуруса, Джанет тоже стала собираться. Мысль о Милоше не давала ей покоя и жгла раскаленным железом обиды. О, если бы он женился по любви, это было бы простительно, — но так, может быть, с отчаяния, может быть, назло, может быть, вообще из каких-то непонятных ей движений его славянской души! Что ж, в таком случае она непременно увидится с ним, но только уже в виде миссис Хью Хаскем, и он прочтет на ее лице то, чего сумела она достичь в науке и в обществе, а по ее звучащему даже под одеждой телу догадается и о том, в какие бездны ей довелось спускаться, каждый раз возрождаясь снова. И несмотря на то, что Джанет прекрасно сознавала наивность подобного рода мечтаний, она все же радовалась им, как лишнему доказательству того, что душа ее снова обрела способность по-настоящему жить, а не млеть в отраженном мире кривых зеркал.