Но мука радостью бывает так же невыносима, как и мука несчастьем, и через какое-то время девушка не выдержала. Неслышно подойдя, она положила легкую руку на широкое каменное плечо:
— Милош!
Плечо дернулось, и рука скользнула по лацкану вниз.
— Не может быть. — Это было не восклицание, скорее стон.
— Почему же? — И против воли вся Джанет, от падавших на лицо волос до кончика коричневого замшевого ботинка, засияла лукавством, соблазном и хитростью. — Я прилетела открыть тебе страшную тайну! — И она сделала лицо, как в детских страшилках. — Пусти, пожалуйста. — Рука, сжимавшая ее руку, жгла таким огнем, что Джанет чувствовала, что сейчас, так ничего и не объяснив, просто бросится Милошу на шею, чтобы уже никогда не отрываться от этих темных губ. Было и сладко, и стыдно, и страшно. — В общем… Словом… Папа… — Джанет залилась густым румянцем и, сознавая это, смутилась и покраснела еще сильней. — Наш папа — он только твой, он женился на маме, когда… Ну, когда она была уже… А мой настоящий отец…
— …сын Руфи, — закончил Милош.
— И ты! Ты! Ты знал это все время!? — потрясенная такой жестокостью, воскликнула Джанет, не веря собственным ушам.
— Нет. Но тебе-то откуда это известно? — нахмурился он.
— Так вышло, — неуверенно ответила девушка, не желая рассказывать о чтении чужих писем. — Но ведь ничего не изменилось, то есть, я хочу сказать, что я люблю папу по-прежнему даже больше, — заторопилась она, опасаясь, что Милошу может быть обидно за Стива. — И главное… Главное теперь то, что я люблю тебя. — Великая тайна, самая большая и страшная из всех тайн в мире, была наконец высказана, и Джанет, застыв, ждала теперь ответа.
Но Милош молчал. Он только прикрыл глаза, и лицо его с каждой секундой становилось все белей и белей. Джанет вдруг стало не по себе, и она осторожно тронула безжизненно лежавшую на столе руку. Тогда по-прежнему молча он поднялся, рывком поднял ее и, больно сжимая плечо, повел из кафе, а затем все дальше по светящимся стеклянным лабиринтам, все быстрее, все больнее… Перед глазами завертелись огни, и Джанет ощутила, как под ложечкой льдинкой растет холодок восторженной жути. Милош распахнул перед ней дверь такси и, сев рядом, снова сжал ее руку чуть повыше запястья. Его била крупная дрожь.
— Куда ты хочешь поехать? — наконец тихо спросил он, отворачиваясь к окну, по которому с монотонным упрямством стекали мутные капли. — Ко мне, в студию или, может быть, в отель?
Джанет опустила голову.
— Сначала мы поедем туда, на Рю-де-Философ.
— Зачем!? — В голосе Милоша Джанет явственно услышала ужас и невольно испугалась сама.