Оксанка редко пила спиртное, потом сильно болела. Однажды я даже капельницу делал, до того плохо ей было. Вздохнув, я оделся и вышел из «нашей» с Машкой комнаты в Серегиной квартире, где и встречал Новый год. Смешно – всю новогоднюю ночь провел на кровати в обнимку с Машкиным халатом, как маньяк.
На кухне за столом сидел похмельный Серега, держался за голову и постанывал. Когда я вошел, он поднял на меня мутноватые глаза и пробормотал:
– Даниилка… ты это… за пивком не сходишь?
– Не могу, Оксанке плохо, – я поставил на плиту чайник, открыл навесной шкафчик в поисках заварки. – Денег дам, сам сходишь. Заодно и проветришься.
– Ты глянь, как руки-то трясутся! – попытался воззвать к моей врачебной совести дядька, но я решительно повторил свой отказ, положил на стол триста рублей и, наскоро проглотив чай, пошел прогревать машину.
Янка жила рядом с нашим домом, я поднялся на второй этаж и позвонил. Она открыла почти сразу. Лицо испуганное, в глазах неподдельный страх:
– Ой, Даниил, как хорошо, что ты так быстро приехал! Я уже не знаю, что с ней делать! – затараторила Янка, втаскивая меня в квартиру, и за рукав потянула в комнату.
Оксана лежала поперек кровати бледная, с закрытыми глазами, тяжело дышала и облизывала посиневшие губы. Около нее терся какой-то тип с наполовину лысой головой. При виде меня он как-то смешался, засеменил из комнаты. Я присел рядом с женой, взялся за запястье, посчитал пульс. Она открыла глаза, но, кажется, даже не поняла, кто я.
Кое-как одев ее с помощью Янки, я поднял жену на руки, что оказалось весьма нелегким делом, и понес в машину, уложил на заднее сиденье.
Конечно, лучше было бы отвезти ее в больницу, оставить там на пару дней, прокапать, чтобы просто подстраховаться, но я решил все-таки ехать домой. В конце концов, я сам врач…
Оксанка приходила в себя три дня, ничего не ела, только постоянно пила чай. Со мной не разговаривала, но и не отталкивала, принимая мою помощь. Максим тоже не отлипал от меня, постоянно крутился рядом, задавал кучу вопросов. Я с удовольствием общался с сыном, играл с ним в компьютерные игры, просто разговаривал.
– Пап, – спросил он как-то вечером. – А ты не уйдешь больше?
Я замер в кресле… Что я мог ответить на это? «Не знаю, сынок. Спроси у мамы»?
Пришлось промолчать. Максима не удовлетворило мое молчание, он укоризненно посмотрел на меня:
– Пап, я уже не маленький. Мама постоянно плачет…
Я прижал сына к себе и вздохнул:
– Макс, тебе еще рано рассуждать на такие темы. Вот вырастешь…
– Когда я вырасту, я никогда не буду обижать жену! – заявил вдруг Максим, освобождаясь от моих рук. – Ты думаешь, я совсем ничего не понимаю? Думаешь, я не знаю, что мама хочет, чтобы мы жили одни, без тебя?