– Не волнуйся, придет. А забирать тебя кто будет?
– Бабушка. Папа не может сегодня, у него игра.
Ничего нового – с уходом из большого футбола Артем не утратил любви к нему и теперь часто играл за какую-нибудь команду на первенство города. Даже сейчас, когда ребенок остался фактически один, мой муж не мог пропустить игру. И после этого обвинял меня во всех смертных грехах…
– Ты позвони мне, когда вернешься, хорошо? – я почувствовала, что Юлька вот-вот заплачет, и перевела разговор на другую тему, начав болтать что-то.
Мы проговорили еще минут десять, и дочь спохватилась:
– Мама, мы так все деньги с телефона проговорим!
– Ничего. Ладно, Юляша, давай закругляться. Целую тебя.
– Пока, мамуся. Ты только не плачь, обещаешь?
– Хорошо, зайка, не буду.
Я убрала телефон под подушку и снова легла, накрывшись одеялом с головой. Еще даже день не прошел, а мне уже невыносимо… Кажется, я задремала, потому что, когда открыла глаза, за окном было совсем темно. Оля сидела на своей кровати, поджав ноги, и читала книгу, две другие соседки отсутствовали, видимо, к ним пришли посетители. Я потянулась и встала, размяла затекшие от неудобной позы ноги. Оля подняла глаза от книги:
– Везет тебе, спишь… а у меня бессонница, хотя должно быть наоборот.
– Ты давно здесь?
– Почти две недели. Говорят, вовремя обнаружили, метастазов нет.
– Раз нет, значит, все хорошо, – успокоила я. – Прооперируют, и все будет нормально. У меня вот тоже вроде бы ничего нет, кроме самой опухоли.
– А с кем ты по телефону разговаривала? – Оля уже отложила книгу, подвинулась ближе ко мне, положив подбородок на скрещенные на спинке кровати руки.
– С дочерью.
– Большая?
– Да, восемь лет. Через пару месяцев будет девять.
– И муж есть?
Я промолчала. Даже себе я уже не могла утвердительно ответить на этот вопрос – есть ли у меня муж. Официально – да, есть, но на самом-то деле… Уже давно нет ни какого мужа. И семьи нет, только дочь.
Отвернувшись к стене, я попыталась подумать о чем-нибудь другом, но это оказалось невозможно. Синяя крашеная стена на уровне спинки кровати была испещрена надписями, от чтения которых мне стало совсем дурно.
«Меня зовут Света, мне 23 года. Доктора сказали, что у меня есть еще два месяца».
«Мне 35, у меня муж и дети-двойняшки, по семь лет. Я не хочу умирать».
«Наташа, 16 лет. Я не успела поцеловаться с парнем».
«Люди, я боюсь умирать…»
«За что, Господи? Ну, почему я?!»…
Этот последний вопрос окончательно добил меня. То же самое я постоянно спрашивала у себя, пытаясь понять, ну, почему же мне, за что… Эти жуткие надписи на стенах, оставленные людьми, которых, скорее всего, уже нет, только усугубляли мое уныние. Однако не читать их было невозможно – в каждой палате была такая стена-мемориал…