Однако я ошибся.
Марья спустилась в просторный вестибюль первого этажа, имея вид почти веселый и жизнерадостный. На ней был теплый халат с длинными рукавами, волосы собраны в пучок, и даже губы чуть тронуты розовой помадой. Юлька прижалась к ней, и Марья едва заметно качнулась, но быстро восстановила равновесие:
– Привет, заяц! А ты чего в тонкой куртке?
– Тепло, мамусь, – Юлька потянула ее к креслу в самом углу вестибюля, словно хотела спрятать от посторонних глаз, потом повернулась ко мне: – Пап, ты чего? Иди к нам!
Я подошел ближе, посмотрел на севшую в кресло жену:
– Привет. Как здоровье?
– Спасибо, не хуже, – она улыбнулась, но улыбка вышла какая-то искусственная, и Марья сама это поняла, нахмурилась, чуть прикусив губу.
Юлька тараторила об уроках, о танцах, о какой-то Дашке, видимо, однокласснице, с которой она поссорилась сегодня на перемене, Марья внимательно слушала, изредка задавала дочери какие-то вопросы, а я стоял как баран, не зная, как вести себя. И сделал самую глупую вещь, на какую только был способен – спросил о деньгах. Причем не предложил, а именно спросил – нужны ли, и Марья, подняв на меня глаза, только отрицательно качнула головой:
– Спасибо, нет.
Я уже клял себя последними словами за этот вопрос, нужно просто отвезти деньги теще и попросить не говорить, откуда они, иначе Марья не возьмет. А деньги нужны, это же очевидно – препараты стоят дорого, срок лечения длительный, а если предложат оперироваться, то их нужно будет еще больше. И еще глядя на разговаривающую с дочерью жену, я понял вдруг, что все это – и халат, и губная помада, и прическа, и даже улыбки натянутые – все это делается для Юльки. Для того, чтобы ранимая и впечатлительная девочка думала, что у нее, Марьи, все нормально. А на самом деле ей плохо, я даже так это вижу – вон лоб весь испариной покрылся, и руки она в рукава спрятала, значит, морозит ее.
– Юль, пора домой, – я решил, что хватит уже на сегодня. – Ты после тренировки, не ела еще ничего.
– Да-да, – встрепенулась Марья, глянув в мою сторону с благодарностью. – Вы езжайте домой, мне скоро капельницу делать будут…
И я понял, что она устала, хочет лечь, но боится обидеть ребенка, и теперь рада моим словам и возможности уйти в палату и отдохнуть. Юлька с сожалением оторвалась от матери, взяла у меня из рук пакет и назидательным тоном сказала:
– Мама, если ты не съешь яблоки до завтра, я обижусь. Мы с папой весь рынок обошли, чтобы такие купить, как ты любишь.
И Марья послушно кивнула головой:
– Хорошо, заяц, спасибо.
– Я проверю! – пригрозила Юлька шутливо.