Мои мысли начали тяготить и утомлять меня. Я взял том с очерками по философии и принялся читать с целью отвлечься от размышлений на одну и ту же тему. День тянулся медленно, и я обрадовался наступлению вечера, когда Винченцо, заметив, что ночь будет холодной, затопил у меня в комнате камин и зажег лампы. Незадолго до того, как подать ужин, он протянул мне письмо, сказав, что его только что доставил кучер графини Романи. На конверте стояла печать с моим девизом. Я развернул послание. Оно начиналось со слов «Монастырь Благовещения Пресвятой Девы» и содержало следующее:
Любимый! Добралась благополучно, монахини были очень рады меня видеть, и вам будет оказан самый теплый прием, когда вы приедете. Постоянно о вас думаю – как же я была счастлива нынче утром! Вы, кажется, очень сильно меня любите, отчего же вы не всегда так внимательны к вашей верной Нине?
Я с яростью скомкал письмо и швырнул его в пляшущие языки пламени недавно затопленного камина. От исходившего от него слабого запаха духов меня затошнило – этот тонкий аромат напоминал африканскую циветту, неслышно и мягко крадущуюся за добычей сквозь переплетение тропических зарослей. Надушенная бумага всегда вызывала у меня отвращение – и среди мужчин я не одинок: напрашивается мысль, что пальцы пишущей на ней женщины, наверное, источают какую-то ядовитую или заразную субстанцию, которую дама пытается скрыть с помощью химических соединений. Не позволив себе думать о «верной» Нине, как она себя называла, я снова принялся за чтение и не отрывался от него даже за ужином, когда Винченцо подавал мне блюда с безмолвной торжественностью, хоть я и чувствовал, что он смотрел на меня с некоторым беспокойством. Полагаю, я выглядел усталым – и уж точно так себя чувствовал, поэтому отправился спать раньше обычного. Время, казалось, тянулось слишком медленно – неужели конец никогда не наступит?
Следующий день принес с собой томительные часы ожидания, продлившиеся до самого заката, словно узник, влачащий за собой цепь с тяжелыми кандалами. И, когда серое зимнее небо на пару мгновений озарилось алым сиянием, когда вода стала похожей на кровь, а облака – на пламя, по телеграфным проводам пронеслись несколько слов. Слова эти подстегнули мое нетерпение, встряхнули душу и подтолкнули каждую клеточку моего тела к немедленному действию. Они были чрезвычайно просты, ясны и лаконичны:
От Гвидо Феррари, Рим, в Неаполь графу Чезаре Оливе. Приезжаю к вам 24 сего месяца. Поезд прибывает в 6:30 вечера. Непременно прибуду к вам, как вы того пожелали.