Я посмотрел на нее и, увидев, что ее внезапно обуял страх, не стал пытаться ее успокоить, а просто поставил перед ней стул.
– Присядьте, – мрачно произнес я. – У меня плохие новости.
Она медленно опустилась на стул и посмотрела на меня испуганными глазами. Ее била дрожь. Пристально глядя на нее, я с огромным удовольствием отметил все эти внешние признаки беспокойства. Я ясно видел, что творилось у нее в душе. Ее охватил ужас, ужас от того, что я раскрыл ее измену. Так на самом деле и произошло, но еще не настало время ей об этом узнать. Тем временем она страдала, мучилась от ужаса и неизвестности, пожиравших ее душу. Я молчал и ждал, пока она заговорит. После небольшой паузы, во время которой с ее щек исчез нежный румянец, она с натянутой улыбкой произнесла:
– Плохие новости? Вы меня удивляете! Что бы это могло быть? Какие-то неприятности, связанные с Гвидо? Вы его видели?
– Да, я его видел, – ответил я тем же мрачным и серьезным тоном. – Мы с ним только что расстались. Он посылает вам вот это. – И я протянул ей кольцо с бриллиантом, которое снял с пальца мертвеца.
Если раньше она была бледна, то теперь ее цветущее лицо в один миг побелело и осунулось. Она взяла кольцо заметно дрожавшими, холодными как лед пальцами. Теперь она не пыталась улыбаться и быстро вздохнула, решив, что я все знаю. Я продолжал молчать. Она изумленными глазами смотрела на бриллиант.
– Не понимаю, – раздраженно пробормотала она. – Я подарила ему кольцо в память о его друге, моем муже, зачем он его вернул?
Страдающая от душевных мук преступница! Я посмотрел на нее с мрачной иронией, но ничего не ответил. Внезапно ее глаза наполнились слезами.
– Почему вы такой холодный и отстраненный, Чезаре? – спросила она, чуть не плача. – Не стойте, как угрюмый страж, поцелуйте меня сейчас же и расскажите, что случилось.
Поцеловать ее! Так скоро после того, как поцеловал руку ее мертвого любовника? Нет, не могу и не стану. Я продолжал стоять на том же месте в непоколебимом молчании. Она снова жалобно взглянула на меня и пробормотала:
– Ах, вы меня не любите! Если бы любили, то не были бы таким мрачным и молчаливым. И если в самом деле есть плохие новости, вам следовало бы сообщить их мне мягко и нежно. Я думала, вы собирались облегчить мне жизнь…
– Мои намерения таковыми и остаются, синьора, – прервал я ее жалобы. – Из ваших заявлений я заключил, что ваш названый брат Гвидо Феррари стал казаться вам докучливым и неприятным. Я обещал, что заставлю его замолчать, – и вы об этом помните. Я свое слово сдержал. Он