Вжившись в новый образ, я арендовал комнаты в лучшей гостинце Палермо, заплатив за несколько недель вперед. Недель, которым предстояло стать наполненными тщательными приготовлениями к жестокому возмездию, которое мне надлежало исполнить. Одной из моих главных задач было поместить имевшиеся у меня деньги в надежные руки. Я разыскал самого авторитетного в Палермо банкира и, представившись вымышленным именем, заявил, что только что вернулся на Сицилию после многолетнего отсутствия. Он принял меня очень благожелательно и, хотя, похоже, поразился огромному богатству, которое я принес с собой, проявил достаточное желание обеспечить все для его безопасного хранения, включая мешочек с драгоценными камнями – некоторые из них своим необычным размером и блеском вызвали у него неподдельное восхищение. Видя все это, я настоял, чтобы он принял от меня великолепный изумруд и два больших бриллианта, все неоправленные, и попросил его заказать себе кольца, которые он мог бы носить. Удивленный моей щедростью, он вначале отказался, но естественное желание заполучить такие редкие камни наконец взяло верх, и он взял их, осыпав меня благодарностями. Я же был вполне доволен тем, что благодаря своим драгоценным подношениям столь ненавязчиво заручился его преданностью, так что он или забыл, или более не видел необходимости в том, чтобы спросить у меня сведения, которые в моем случае получить было бы либо исключительно трудно, либо совсем невозможно.
Покончив с этим делом, я приступил к следующему вопросу. Как мне изменить свой облик и биографию настолько, чтобы никто не смог обнаружить во мне ни малейшего сходства с покойным Фабио Романи – ни в моем внешнем облике, ни в голосе, ни в манере себя вести? Я всегда носил усы, и они сделались белоснежными, как и волосы. Теперь я отпустил еще и бороду – она тоже была белой. Однако, в противоположность этим признакам возраста, мое лицо начало округляться и снова выглядело молодым. Мои глаза, всегда большие и темные, обрели свой прежний блеск и несколько дерзкое выражение. И это выражение, как мне показалось, могло навести на мысли о сходстве тех, кому доводилось знать меня до моей кончины. Да, глаза мои выражали то, что нужно было забыть и о чем надо было молчать. Что же мне делать со своими глазами-обличителями?
Я подумал над этим и вскоре принял решение. Нет ничего проще, чем симулировать слабое зрение, зрение человека, ослепленного ярким южным солнцем. Я буду носить очки с затемненными стеклами. Я купил их сразу же, как только эта мысль пришла мне в голову, и, запершись у себя в комнате, примерил их перед зеркалом. Я остался доволен: они прекрасно дополняли мой новый облик. С очками, белоснежными волосами и бородой я выглядел как неплохо сохранившийся мужчина лет пятидесяти пяти или около того, единственным физическим недостатком которого было слабое зрение.