При слове “голод”, на котором монарх делал намеренный акцент, министры, уже начавшие терять концентрацию, вздрогнули, оживились и снова уставились на царя со смешанным выражением мистического изумления и страха, как при виде ожившей статуи. Из пяти последовательных реакций нормального человека на трагические новости – отрицания, гнева, торга, депрессии и принятия русские цари категорически застревали на первой стадии.
Александра III раздражали упоминания о «голоде», как слове, “выдуманном теми, кому жрать нечего”. Он высочайше повелел заменить слово «голод» словом «недород». Главное управление по делам печати разослало незамедлительно строгий циркуляр, за нарушение коего можно было совершенно не в шутку сесть в тюрьму.
При его царственном сыне Николае II запрет смягчили, но когда ему говорили про голод в России, он сильно возмущался и требовал ни в коем случае не слышать «про это, когда оне изволили обедать”. И вот на глазах министров запреты снимались, и императорское отрицание превращалось в нечто другое – незнакомое и пугающее.
– Вот вам пример доходности крестьянского хозяйства в натуральных и денежных величинах, – в руках императора материализовалась еще одна бумага, – в Темниковском уезде Тамбовской губернии сбор крестьянского хлеба колебался от 11,5 пудов ржи на наличную душу в нынешний урожайный 1900 год до 4,6 пудов в неурожайный, при среднем сборе в 10 пудов. Исходя из того, что средней минимально необходимой нормой было 14 пудов, возникал дефицит зерна, который надо было докупать. И это притом, что на каждый двор в среднем ложилась денежная налоговая повинность в размере 10 рублей, которая покрывается только подсобными промыслами и занятиями.
Император закрыл блокнот и ещё раз обвёл глазами министров:
– Вы поняли, что происходит? Нет ещё? Крестьяне покупают хлеб! Не производят и продают, а покупают! Те, кому на роду написано выращивать зерно и торговать им с городом и другими странами, вынуждены его приобретать, в том числе, и за границей! И таких у нас 50 миллионов, покупающих основной и прибавочный продукт, который, производись он в достаточном количестве, можно было бы обменять на промышленные изделия или экспортировать. Можно ли представить себе более абсурдную ситуацию? Они из-за безденежья ничего не могут купить и ничего не способны предложить на продажу кроме своих малограмотных и неквалифицированных рук… Это я министру Боголепову, который никак не поймёт, сколько нужно школ…
И вот итог, с которым мы вползаем в ХХ век: хлеб, точнее, тот прибавочный продукт, который мы хотим экспортировать, мы вынуждены тратить на наших же крестьян, которые его произвести не в состоянии. И мы не можем обменять его на те промышленные европейские товары, которые сами делать не умеем или не хотим.