– Ну, конечно, – криво усмехнулся министр финансов. – В истории России очень часто оказывалось проще выбить скамейку из-под ног очередных бунтарей или революционеров, заткнуть рот любой оппозиции, чем устранить саму почву для критики, недовольства и революций последовательными и своевременными преобразованиями, от которых народу хотя бы немного становилось легче.
– Да вы, голубчик, карбонарий! – вытаращил глаза Дурново. – Прошу Вас прекратить подобные разговоры, или я буду вынужден…
Не дожидаясь окончания сентенции старика Дурново, Витте резко развернулся на каблуках и стремительно отправился к себе в каюту, не попрощавшись с присутствующими и не говоря более ни одного слова.
– Полноте, господин председатель, усмехнулся князь Хилков, – если государь на встречах со своими подданными обсуждает теории герра Маркса, министр финансов может позволить себе побыть немного гражданином Эгалите.
– Какая муха укусила главного финансиста империи? – удивлённо спросил генерал Куропаткин, до этого хранивший молчание. – Неужто всё дело в том разносе от императора, после которого Сергей Юльевич выскочил красный, как рак, и выпил всю воду в буфете?
– Предполагаю, – включился в беседу граф Фредерикс, – что дело отнюдь не в этом. В первый день, когда я был у государя после кризиса, я видел в его записной книжке трижды подчеркнутое слово “опричники” и вопрос “кто?” на поллиста.
– Ну, и зачем Его Величеству понадобились опричники? Кого он ищет?
– Предполагаю, – произнёс Фредерикс, понизив голос почти до шёпота, что государь расследует обстоятельства своей престранной болезни, связывая её с безвременной кончиной своего державного батюшки, в частности – весьма странной катастрофы на “чугунке”, и подозревает виновность членов “Священной дружины”, одним из которых был и Сергей Юльевич. К тому же, Витте был последним, кто видел государя, когда он заболел в Ливадии и он же отвечал за ту самую дорогу, на которой произошла катастрофа. Вот он и нервничает, ибо быть подозреваемым в покушении или даже в халатности, сделавшей возможной покушение на монарха – такого и врагу не пожелаешь.
– Свят-свят-свят, – перекрестился Дурново и уже раскрыл рот для вопроса, как дверь, ведущая внутрь яхты, открылась, и мимо пассажиров яхты прорысил вахтенный офицер, на бегу поделившись с собравшимися:
– Мичман Головин пришёл в себя! Доктор послал за его Высокопревосходительством!
* * *
Генерал Ширинкин полулежал на неудобном кожаном диване и страдал от клаустрофобии, от недостатка информации, от ограниченности оперативных возможностей, от непонимания мотивов злоумышленника и невозможности вычислить его личность. Страдал, в конце концов, от головной боли, которая являлась следствием всего вышеперечисленного.