– И что теперь?
– Теперь ничего. Ждать. Этот идиот Ширинкин приказал арестовать себя и вызвал из столицы помощников, запретив кому-либо покидать борт, кроме нижних чинов, да и то по делам снабжения и связи.
– Да я не про Ширинкина, хотя и про него тоже. Что нам делать с этим багажом, которым снабдил нас наш дражайший монарх?
– Бросьте! Очередная забава скучающего мизантропа. Мало ли их уже было? Сначала балерины, потом богоискание, теперь вот на марксизм потянуло. А вы сразу всё так серьёзно. Право, это того не стоит!
– Перестаньте ёрничать! Вы серьёзно думаете, что можно, полежав месяц больным, встать с постели другим человеком?
– Вы тоже это заметили?
– Это даже слепой заметит!
– Значит вы считаете…
– Я считаю, что невозможно войти в спальню домашним котиком и через месяц выйти из нее диким тигром…
– Но болезнь, душевные переживания, близость смерти наконец, меняют человека…
– Так, что он начал конспектировать и наизусть цитировать документы, которые никогда не читал? Не верю…
Собеседники замолчали… Слышно было, как за бортом плещется неспокойная вода, да по сходням стучат матросские ботинки, подгоняемые окриками боцмана.
– Что вы намерены сказать Фальку?
– Только правда, мой друг, исключительно и только правду. С ним вообще лучше молчать, но если начал говорить, то только то, что есть на самом деле…
– И как вы с ним свяжетесь в таких условиях?
– Думаю…
Опять пауза, плеск воды, грохот ботинок об сходни, короткие лающие команды, сдобренные солёным морским словцом.
– Замолаживает…
– Да, становится сыро. И уже совсем темно… Вы идите, чтобы не простудиться. Я докурю и тоже пойду отдыхать…
Неторопливо дойдя до своей каюты, один из собеседников, налив полный бокал “Шустовского”, долго стоял перед иллюминатором, как будто вглядываясь в тьму, мгновенно накрывшую гавань. Затем не спеша, сел за стол, достал пачку свежей бумаги, золотое перо, и, решительно придвинув чернильницу, написал красивым каллиграфическим почерком:
“Его Императорскому Величеству…
Всеподданнейший доклад
В соответствии с Вашим Высочайшим повелением и принятыми мной на себя обязательствами во время нашей последней встречи, имею честь всеподданнейше сообщить о состоявшейся встрече на борту яхты “Штандарт” с военным министром Куропаткиным, в ходе которой мне удалось узнать следующее… ”
Декабрь 1900. Тифлис
Чем ближе кортеж приближался к Тифлису, тем мрачнее и задумчивее становился император. Причиной накатывающей на него меланхолии были два человека, за один только взгляд которых он готов был отдать полжизни. Первой была Мама, его строгая добрая мама.