Костя как раз проходил мимо злополучной «рыбной» морозилки, в которую положили убитую Карину, повернул резко за угол, куртка взлетела на секунду крыльями, и в этом секундном воздушном потоке затрепетал осенним листом клочок бумаги на двери.
Не клочок, конечно, бумажная полоска с корабельной печатью и Димкиной подписью. Это он так морозилку «опечатал».
Неужели отклеилась?
Я подошла к двери.
Нет, не отклеилась. Бумажка аккуратненько так разорвана на две части. Одна до сих пор приклеена к двери, а другая — к стене морозилки. Не могла она сама отклеиться. Я вспомнила, как уныло матерился Димыч, тщетно пытаясь приклеить бумажку при помощи «клея-карандаша» с ресепшн. Как после долгих поисков принесли, наконец, малюсенький тюбик «супер-клея». Как он не хотел выдавливаться из тюбика, и Димыч снова матерился. А потом приклеил все-таки. Намертво, потому что «супер-клей» — не хухры-мухры.
Бумажка была разорвана. Как раз на стыке двери и косяка, или что там бывает в морозилках. Дверь открывали. Но кроме трупа там ничего нет, это всем давно известно. Значит, того, кто открывал дверь, интересовал именно труп. Может его уже там и нет? Убийца не успел сразу от тела избавиться, а потом пробрался в морозилку и украл убитую Карину?
Зачем? Прятать труп уже поздно, о том, что произошло убийство, все равно все знают.
Может, разгадка в самом трупе как раз? Ведь толком его никто не рассматривал. Вадим сказал, что подробно о причинах смерти можно говорить только после вскрытия.
Вскрытия не было.
А теперь уже и не будет. Убийца об этом позаботился.
Надо скорее Димычу об этом сказать.
— Наташ, ты где застряла? — позвал меня Костя.
Он вышел из-за угла, прижимая рукой к голому пузу три здоровенных яблока — красное, желтое и зеленое, как на картинке.
— Я же не могу холодильник до утра открытым держать. Чего ты встала-то? Иди выбирай.
Костя заметил, что я разглядываю бумажку на двери и заговорил вдруг преувеличенно торопливо:
— Давай бегом! Некогда мне. Вообще, бери вот эти и давай на работу, а то там туристы с голоду помрут, пока ты тут прохлаждаешься.
Он протягивал мне свой яблочный светофор — красное, желтое и зеленое — а сам пробирался бочком мимо меня, стараясь загородить дверь с оторванной бумажкой.
— Ты чего, Наташ? — спросил он вкрадчиво. — Чего ты такого увидела?
И яблоки протягивает, как ни в чем ни бывало. Змей-искуситель просто.
Первым возникшим в голове желанием было побежать со всех ног обратно в ресторан. Хорошо бы еще при этом заорать в голос, чтобы саму себя подбадривать.
Но ноги, предательницы, опять стали, будто из ваты. Вечно у меня так — стоит испугаться, как организм моментально отказывается действовать.