– Да уж, действительно, господин Баев, позолоты и лака ваш художник для нашего будущего зятя явно не пожалел, – едко сказал принц Георгий. – Не хватает только божественного нимба и Солнца Аустерлица, зависшего у него над головой…
Наследник сербского престола, наверное, отпустил бы еще несколько подобных замечаний, ибо на мгновение испытал острое чувство ревности. И даже не по отношению к сестре, которую он считал себя обязанным беречь и защищать, а по отношению к даме по имени История, которая уже отпечатала имя русского Великого князя на своих скрижалях славы. Во-первых – победил японцев под Тюренченом, создав тем самым хорошие исходные позиции для окончательного разгрома Линевичем их войск в Корее. Во-вторых – после отречения старшего брата добровольно отказался от власти в пользу сестры и сам первый принес ей присягу на верность. Испытывая какие-то чувства, Георгий никогда не держал их в себе, а сразу высказывал свою реакцию вслух или выражал действием. Но тут излияние его мыслей было внезапно прервано.
– Господин Баев, – неожиданно охрипшим голосом произнесла Елена, – а теперь покажите, пожалуйста, непарадный портрет моего жениха.
– Вот, Ваше Королевское Высочество, – ответил тот, передавая ей полученный из рук помощника обтянутый красным сафьяном бювар, размерами примерно с альбом для рисования.
Волнение сербской принцессы можно было понять. Ореол победителя способен затушевать в глазах некоторых женщин даже такие физические недостатки как маленький рост, обрюзгшее от пресыщенности лицо, короткие кривые ножки и отвисшее волосатое брюшко, под которым ни к селу ни к городу болтается маленький такой крантик, вроде как от самовара (если что, это я о любви гордой полячки Марии Колонна-Валевской, урожденной Лончинской, к императору Наполеону Бонапарту, солнце которого после Аустерлица на тот момент находилось в зените). Но Великий князь Михаил внешностью отнюдь не походил на покойного Императора Франции. Высокий, рослый красавец с широкой грудью и жестким выражением породистого лица, был способен и без помощи лучей славы насквозь пронзать своим взглядом девичьи сердца. Если на непарадном портрете он будет хоть наполовину так же хорош, как и на парадном…
Раскрыв бювар, сербская принцесса покраснела и поджала губы, внимательно, свесив набок голову, разглядывая изображение своего потенциального жениха. Нет, с точки зрения людей, родившихся и живших сто лет тому вперед от тысяча девятьсот седьмого года, ничего неприличного в двух фотографиях изумительной четкости, вклеенных по обеим сторонам обложки, не имелось. На одной из них Великий князь, одетый по форме «голый торс», с кирасирским палашом в руке, скакал на вороном жеребце почти прямо на фотографа: мышцы на его груди и руках выглядели не менее внушительно, чем переливающаяся на солнце мускулатура коня. Подпись под фото гласила: «август 1906 года, Новочеркасск, рубка лозы». Вторая фотография, как и парадный портрет, была групповой и изображала счастливую семейную идиллию на летнем отдыхе. В центре фото с откровенно счастливым лицом стояла русская императрица – вся в белом; подол развевается ветром, широкополая шляпка сдвинута набекрень, складной зонтик откинут за спину, а по обеим сторонам от нее стоят муж и брат, одетые в одинаковые легкие светлые брюки и рубашки с короткими рукавами. Подпись под карточкой гласит: «июль 1906 года, Ливадия».