От холода она уже не чувствовала своего тела. Но ноги продолжали идти. Она уже добрела до города и теперь искала дом, куда мы могла зайти, чтобы погреться в подъезде. Но едва только подходила к какому-нибудь дому, как тотчас на нее набрасывались собаки, которые так и норовили схватить ее за джинсы. Хорошо, они были широкие, потому добраться до ноги им все же не удавалось.
Пятиэтажки смотрели на нее своими светящимися желтыми окнами-глазами и словно насмехались над ней, не пуская в свои теплые недра.
И тогда она увидела чуть сдвинутый канализационный люк, из-под которого валил пар. Прямо на металлическом круге лежала и грелась большая рыжая дворняга, сука, потому что, увидев приближающегося к ней человека, она вскочила, отчего заколыхались ее длинные оттянутые розовые сосцы.
— Не бойся, я тебя не трону… Но и ты не трогай меня… Я сейчас отодвину еще больше люк и посмотрю, нельзя ли спуститься под землю… Вот и хорошо… Подвинься… Если хочешь, полезли вдвоем… — женщина отодвинула люк и стала спускаться по узкой металлической лестнице вниз, чувствуя, как погружается в теплое густое белое облако. Когда ноги коснулись твердого, она постояла некоторое время, ожидая, когда же начнут промокать ноги, поскольку считала, что опустилась в теплую воду. Но потом поняла, что под ней сухая и прогретая горячими трубами земля, и от счастья чуть не заплакала.
Снова поднялась не несколько ступенек и позвала собаку:
— Идем, здесь тепло и хорошо…
Но собака посмотрела на нее словно с удивлением и, прикрыв глаза, улеглась у самого края люка. Симпатичная ее морда вызвала в душе женщины положительные эмоции. Глядя на это несчастное животное, она почему-то почувствовала прилив жизненных сил.
— Тебя как зовут? Можно я тебя поглажу? Я назову тебя Элеонора, правда, красивое имя? И ты тоже красивая. У тебя прекрасная рыжая шерсть… Ты извини, но я не могу так долго здесь стоять… Я спущусь и лягу… Ты напрасно не соглашаешься последовать за мной…
Женщина опустилась на самое дно колодца и, свернувшись калачиком возле горячей трубы, мгновенно уснула.
Проснувшись, она вылезла на поверхность. Было темно. Шел снег. Белье ее промокло, и она не знала, где ей раздобыть салфеток. Тело, которое прогрелось под землей, остывая, вызывало дрожь.
Голод, которого она давно не испытывала, показался ей жестокой мукой. Но раздобыть еду здесь, на самой окраине города, было невозможно. Малолюдная окраина, кишащая такими же, как и она бомжами, соединялась с центром города артериями автобусных маршрутов. Но за автобус надо было платить, а денег не было.