Посмотрел на дату и увидел, что они — как раз двухнедельной давности: нужно быстрее строить железную дорогу и тянуть линию телеграфа, а то никаких курьеров не хватит и разоримся на телеграммах, небось, телеграф в Джибути уже озолотился на нас.
В палатке меня ждало письмо от Павлова, переданное с караванщиком. Он написал, что разместили их хорошо, место им нравится, разрешили рубить лес на избы и церковь (еще бы не разрешили, ведь лес-то мой). Привозят еду, вода близко. Абиссинцы на быках распахали им землю, много, земля хорошая плодородная, хватит и пшеницу посадить и под хорошие огороды останется, только семян они маловато взяли. Местные к ним относятся нормально и они к ним тоже, но солдат с ружьем всегда в деревне, они его кормят, но просят прислать им пяток ружей, и оборонится чтобы было чем, и для охоты, а то на крупную дичь с двустволкой-дробовиком не пойдешь… Рудознатцы ушли по реке, просили передать, что нашли, что я велел искать, руда нормальная, можно брать. Комаров и мух нет, ближе к реке — эвкалиптовый лес, комары его не любят, а дух там хороший и в бане веник из него знатный (выходит, и бани уже поставили).
Караванщик, что привез письмо, сказал, что его караван сегодня же разгрузится и пойдет обратно, поэтому он может взять что-то от меня для Иван-ага. Передал, вручив караванщику в виде бакшиша 10 талеров, 7 винтовок с боеприпасами, трехствольный дробовик с охотничьим припасом и сотню кусков мыла. Вторую трехстволку прихватил для Нечипоренко. Написал записку, чтобы три винтовки с патронами отдали рудознатцам и пусть пишут, если что нужно. Особенно, пусть, в первую очередь, ищут на земле Аруси — это теперь моя земля, но и земли раса Мэконына тоже подходят, а вот в другие земли пусть пока не ходят.
Получил письмо от Маши (сегодня — день писем!), пишет, что соскучилась и передает мне горшочек с целебной мазью, чтобы я мазал ей руки и лицо. Маша сообщала, что составляет амхарско-французский словарь и ей хотелось бы чтобы я добавлял туда русские слова с указанием, как надо произносить (транскрипция будет французской). Прислала мне тетрадку, сшитую из четырех сотен листочков — пока до буквы К. Написал ей в ответ, что все у меня в порядке, она молодец и я поладил с ее отчимом.
Потом пошел к Мэконныну и рассказал о том, что принял решение подать в отставку с царской службы. Но на это еще должен согласится Негус, поэтому жду известий от Ильга — обычно послы просят главу иностранного государства утвердить их отставку через министра иностранных дел, а Альфред и есть такой министр. Рас расстроился и сказал, что я ломаю себе карьеру при царском дворе и все из-за какого-то авантюриста (он выразился крепче, как выражаются марсельские матросы). Я сказал, что карьера для меня не главное, я и здесь князь, а богатство у меня с должностью не заберут. Мэконнын ответил, что хотел бы для Маши европейской цивилизованной жизни, но я его успокоил, пообещав, что я с Ильгом скоро здесь еще лучше все устрою (да нет, не устрою, нельзя так сразу через триста лет развития общества прыгнуть, это только коммунисты обещали отсталым народам, а где они сейчас эти коммунисты… а отсталые народы все такие же отсталые, даже, наоборот, что-то потеряли, приобретя сомнительные европейские ценности). Но если не страну всеобщего счастья с молочными реками в кисельных берегах, то крепкую и независимую державу здесь построить можно, уж как минимум, итальянцам сейчас плюх накидать, а там видно будет.