Все «миротворческие» усилия будут утекать в песок до тех пор, пока объективные причины, приведшие Россию к войне с Западом (на данный момент — в «украинском формате»), не будут проанализированы беспристрастно и честно во всей их сложной неоднозначности. Когда рушится мир, будь то в семье или на планете, не бывает одной виноватой стороны. Клин клином выбивают — либеральная оппозиция либо должна предложить свою программу национальной мобилизации, альтернативную путинской, либо будет вынуждена навсегда сойти с исторической сцены.
Глава 27. Агрессия как «стратегический блеф»
Русский милитаризм так же гибриден, как и все остальное в путинской России. Предельно агрессивный на словах, наглый до неприличия там, где можно рассчитывать на полную безнаказанность, он быстро «сдувается» до униженного заискивания, если чувствует, что оппонент не шутит и можно нарваться на серьезные неприятности. Впервые эта изнанка «стратегического блефа» выпукло проявила себя после того, как разразился международный скандал по поводу сбитого над Украиной малайзийского лайнера. Именно тогда вроде бы «сориентированный» на Сталина во внешней политике Путин повел себя в кризисной ситуации как Хрущев во время Карибского кризиса. Скорее всего, это был не случайный сбой, а вынужденный алгоритм действий, к которому Россия может прибегать каждый раз, когда ее будут хватать за руку.
Отторжение России
Президент России выступил с официальным заявлением спустя четверо суток после трагедии в небе над Донбассом. Хотя привычка Путина всюду опаздывать давно всем известна, но даже для него это слишком. Однако интерес вызывает не столько «заторможенность» Кремля, сколько динамика его позиции: от замешательства — к наплевательству и от него, наконец, к серьезной обеспокоенности. Два следующих дня, если верить официальным сообщениям на кремлевском сайте, прошли в целом по графику, на который катастрофа не оказывает существенного влияния. Путин встречается с Силуановым, активно общается со служителями культа в связи с торжествами в честь Сергия Радонежского. Все это перемежается несколькими ритуальными звонками руководству Малайзии и Нидерландов и практически неизбежным в этой ситуации разговором с Меркель. Очевидно, все это время в Кремле не теряли самообладания и полагали, что ситуация находится под контролем, и хуже, чем есть, уже вряд ли будет (тем более что новый пакет санкций американцы и так уже ввели).
Все поменялось к вечеру 20 июля. В Кремле происходит смена настроений, чем-то неуловимо напоминающая перемену настроений между первой и второй фазой Карибского кризиса. Президент вынужден спуститься с неба (общение с патриархом и деятелями культуры) на землю и заняться разговорами другого рода, чем накануне в Лавре. Поздним вечером 20 июля следует череда телефонных звонков — один неприятнее другого. В 20:40 Путин снова разговаривает с Меркель, в 22:15 — с Кэмероном, в 23:00 с премьером Австралии Тони Эбботом и, наконец, в 23:30 опять с премьер-министром Нидерландов. Через сорок минут, уже в 1:10 следующего дня, Путин успевает поговорить с президентом Франции Олландом, после чего в 1:40 ночи с 20 на 21 июля наконец записывается обращение президента Российской Федерации, которое, судя по времени его опубликования, в большей степени адресовано народам Америки, Австралии и Океании, чем народу России, который продолжает в это время спать глубоким сном.