Что же произошло такого на Западе за три дня, что заставило Путина сделать срочное ночное заявление? В принципе (по русским меркам) ничего особенного — всего лишь радикальная перемена общественного мнения по отношению к России. В России общественное мнение является полностью управляемым и поэтому на политику никакого существенного влияния не оказывает. Власть способна моделировать общественное мнение «под заказ» на любой вкус. Но на Западе все наоборот. Отсутствие у правительства монополии на информацию делает его очень чувствительным к переменам общественных настроений.
Эту особенность устройства западных обществ в России не только никогда не понимали, но попросту презирали. Еще Иван Грозный, сватавшийся к английской королеве, писал, что считает ее власть ненастоящей, коли она зависит от мужицкого мнения. До сих пор Кремль чувствовал себя в отношениях с Западом достаточно уверенно, поскольку понимал, что его экономические и политические элиты заинтересованы в существовании нынешнего режима в России и менее всего желают конфронтации с ним. Поэтому в первый момент Путину, видимо, показалось, что проблему удастся «заболтать», как раньше удавалось заболтать убийство Литвиненко, гибель Магнитского и даже аннексию Крыма.
Однако реакция Запада на трагедию превзошла все кремлевские наихудшие ожидания. Никто не стал тщательно взвешивать юридические аргументы на аптекарских весах (нечто подобное произойдет годы спустя с «отравлением в Солсбери»). Это с трибуны ООН можно долго распространяться о недопустимости преждевременных выводов. Общественное мнение сразу и без всяких обиняков возложило ответственность за гибель людей на Россию и лично на Путина. Тот, кто хотя бы бегло листал заголовки западной прессы на второй и третий день после катастрофы, понимает, о чем идет речь. В результате в считанные дни негатив по отношению к России достиг такой критической массы, что ни одна политическая сила на Западе, которая рассчитывает на то, чтобы быть избранной или переизбранной куда-то в ближайшие годы, игнорировать его не может.
Таким образом, существенные долгосрочные меры воздействия на Россию, обсуждение которых до сих пор было сугубо риторическим, оказались включены в реальную политическую повестку дня. И как только это произошло, сразу выяснилось, что все это время Россия проводила исключительно авантюрную внешнюю политику, провоцируя многократно превосходящего ее в экономическом и политическом отношении противника на открытый конфликт.
Старорусская защита
Два обстоятельства бросились в глаза сразу после ознакомления с ночным посланием Путина. Во-первых, это была не наступательная, а оборонительная речь. Во-вторых, окончательной, внутренне непротиворечивой позиции по поводу инцидента Кремлю за четыре дня так и не удалось выработать. Удивляло то, что Путин тогда не рискнул прямо заявить о непричастности России к гибели лайнера. Он предпочел сразу же перевести вопрос из плоскости юридической в плоскость политическую и долго рассуждал об ответственности украинского правительства за все, что происходит на территории Украины. Косвенно это свидетельствовало о том, что у России не было ни доказательств причастности к гибели самолета украинских военных, ни уверенности в том, что все улики, обличающие Россию, уже уничтожены. Та, давнишняя уже реакция резко контрастирует с более поздней реакцией на не менее скандальный инцидент с отравлением в Солсбери, на территории Великобритании российского «перебежчика» с помощью боевого отравляющего вещества, изобретенного в советском ВПК. Четыре года спустя Путин начал с атаки и не стеснялся возлагать ответственность на кого угодно (так, впрочем, не назвав никого конкретно).