Здесь казначей картинно повернулся, указав кивком на своего секретаря, Антона Байса, щеголя с неприметным лицом, не так давно ускользнувшего от Бутурлина еще там, на реке Неве. Байс и сейчас выглядел щеголем – в изысканно-черном, расшитом жемчугом, камзоле с кружевным воротником, при шпаге.
Шпага-то плохонькая, придворная, – невольно покривился узник. Слишком уж тонкий клинок, эфес слишком изящный. Такой только на дуэлях друг дружку дырявить, в реальном же бою – сломается от первого же удара палаша или сабли.
Услыхав свое имя, щеголь посмотрел на Бутурлина и издевательски кивнул:
– Здравствуйте, господин лоцман. Давненько не виделись.
– Не так уж и давно, – Никита Петрович повел плечом, снова звякнув цепями. – Что вам вообще от меня надо?
– Ну, я же сказал! – недобро прищурился Майнинг. – Всё. Сейчас и начнем… да…
Отойдя от жаровни, он взял лежавший рядом, на каком-то сундуке, кнут, размахнулся… и умело, с оттяжкой, ударил… подвешенную на дыбе супругу! Несчастная дернулась и закричала, на белой коже ее протянулась кровавая борозда.
– Эй, черти! – заорал, заругался Бутурлин. – Что вы делаете? Зачем? Это вам с рук не сойдет.
– Очень даже сойдет, – опустив окровавленный кнут, казначей неожиданно улыбнулся, вполне светски и даже весьма обаятельно. Наверное, этой вот своей улыбкой он Аннушку и «купил».
– Никто, милый мой, ни о чем не узнает. Ты погибнешь при попытке к бегству… останутся лишь показания… Которые ты, друг мой, несомненно, дашь… Ведь дашь? Или хочешь, чтоб милая Анна помучилась?
– Зачем? – со злобою выкрикнул Никита Петрович. – Зачем ты ее… Я и без того все расскажу, спрашивайте.
– Расскажешь, куда ты денешься? – Майнинг спокойно кивнул, в его бесцветных глазах вдруг отразились красные угли… страшноватый отблеск. – Что же касаемо Анны… то я просто наказываю свою неверную жену. Имею законное право!
– Неверную? – изумился узник. – И с кем же она согрешила?
– С тобой, друг мой.
Хохотнув, казначей вновь ударил несчастную и, дождавшись, когда стихнет стон, вновь повернулся к Бутурлину:
– Согрешила в мыслях своих. Это ведь тоже грех.
– Какой еще грех?!
– У нас, верных адептов кальвинистской церкви, полагают именно так!
Ах, вот он кто… Никита Петрович закусил губу. Самые упертые протестанты! В Англии их называли пуританами, во Франции – гугенотами. Из Франции, при Ришелье, многие бежали в германские земли… и вот, даже до Риги добрались. Н-да… Есть честные пуритане, а есть – изуверы, и Майнинг – один из таких, очень на то похоже. Да что уж там говорить, когда основатель учения, Жан Кальвин, прозванный «женевским папой», под страхом смерти запретил все праздники, украшения и все такое. По всей Женеве запылали костры, на которых жгли еретиков, несогласных. Жгли! Еще побольше, чем католики-паписты!