– Я так понимаю, в Ригу-то мне не надобно.
– Верно понимаешь!
– А надобно мне что-то в русское войско свезти, передать. Записку, послание… – Пушистые ресницы дернулись, прикрывая азартно сверкнувшие глаза – две жемчужины.
Опасливо оглянувшись по сторонам, молодой человек понизил голос:
– Сразу предупреждаю – дело опасное! Если попадешься да послание найдут – запытают до смерти.
– Знаю, не дурочка. Что взамен?
Ага! Согласилась! Значит, правильно все Бутурлин про деву сию рассчитал. Ишь, сразу – взамен! И никакие опасности ее не пугают. Пуганая уже… Ну-с, тем и лучше.
– Взамен – вот, – сняв с указательного пальца массивный золотой перстень, лоцман протянул его собеседнице. – Это только задаток. Остальное получишь у Ордина-Нащокина. Дам к нему тайное слово. Зовут – Афанасий Лаврентьевич… Посольского приказу дьяк… вроде как канцлер. Запомнила?
– Да уж не забуду, – Марта вновь покусала губу, глядя, как погружается в море оранжевый край солнца.
– Мне возвращаться? – хлопнув ресницами, тихо спросила служанка.
Никита Петрович взял девушку за руку и заглянул в глаза:
– Как сможешь. Не вернешься – пойму и корить не стану. Понимаю, у тебя – своя жизнь.
– А я вернусь! – милое, несколько осунувшееся от всех перипетий личико вдруг озарилось самой доброй и бесшабашной улыбкой, и точно так же улыбались – смеялись – глаза. – Я обязательно вернусь, Никита Петрович. Не думай, что отделаешься от меня навсегда.
Лоцман потупился:
– Ну, милая… Значит, договорились?
– Ну… не совсем… Смотрите, вереск… Как пахнет… какая мягкая трава… словно ложе… Идем?
Ресницы дрогнули. Жемчугом блеснули глаза. Лукаво улыбаясь, Марта взяла Никиту за руку и, поднявшись на цыпочки, поцеловала в губы. Шепнула:
– Ну, идем же… идем…
* * *
Бог в помощь девочке! Бог в помощь. Пробраться к русскому войску, в общем-то, было не сложно, куда сложнее – вернуться обратно в Ригу, так что Бутурлин свою служаночку, честно говоря, и не ждал, но все же надеялся. Надеялся встретиться с ней уже после взятия Риги, надеялся, что русские войска все же возьмут город, и еще надеялся, что у государя все же хватит ума и решимости не сжигать город дотла, а предоставить рижанам самую широкую автономию и исключительные права на торговлю с Россией, как когда-то Иван Грозный предоставил Нарве.
Подобные мысли в окружении Алексея Михайловича разделяли далеко не все, дураков на Руси завсегда хватало! Однако же лучшие люди все же думали так же, как Бутурлин. И таких тоже имелось немало: князь-воевода Потемкин, князь Черкасский, любимец царя, старый генерал, шотландец Авраам Лесли и, конечно же, Афанасий Лаврентьевич Ордин-Нащокин, думный дьяк, вот-вот ожидающий боярского звания.