Мустафа, как я явно заметил, едва напрягся, сдерживая улыбку. Пройдя через кальянную, он присел напротив меня. На место, на котором еще недавно Халид сидел.
— В Русской императорской армии нижних чинов на «вы» не называют, — покачал головой старый знакомый.
— Даже вольноопределяющихся? — козырнул я знанием из родного мира.
— Ты очень быстро повзрослел, — оставив вопрос без ответа, произнес Мустафа внимательно на меня глядя.
— Ты тоже изменился, — согласно кивнул я, осматривая наряд сирийца. Выглядел Мустафа теперь не менее авторитетно, чем центровые радикалов или ведущих группировок Южных. А это значит, что…
— Тебя повысили? — вдогонку мыслям поинтересовался я вслух.
— Перевели на другой фронт работы, — пожал плечами Мустафа.
Приглядывая за мной в криминальных районах, он был в роли одиночки. Деятельного, и достаточно уважаемого одиночки — настолько, что во всех группировках к нему прислушивались. Сириец отыгрывал роль этакого ветерана боевых действий, прибывшего на заслуженный покой в протекторат и не заинтересованного ни в чем, кроме вечернего релакса и бессмысленного движения по жизни. И по глупому случаю встрявшего на понижение социального рейтинга, обязавшего его проводить не менее восьми часов в вирте. Я раньше об этом не задумывался, но теперь понял — работа в «Метелице», где он якобы проводил назначенные адаптантами часы в вирте, наверняка ведь прикрытие. И время это он проводил совсем не в капсуле погружения в виртуальную реальность.
Глядя в глаза собеседника напротив, я вдруг ухватил вспышку догадки. Почему в навязанные мне спутники со стороны канцелярии попал барон фон Колер, к которому прислушиваются даже главы точно не последних национальных кланов, а со стороны ФСБ — простой сириец Мустафа? Такой ли он простой?
— Ну-да ну-да, — покивал я, и вдруг словно невзначай произнес: — Хотя конечно, приглядывать за отпрыском императорского рода гораздо более почетно, чем держать район Высокого Града. Так что поздравлять не буду.
Мустафа напрягся лишь на краткий миг. Но мне этого хватило за глаза.
— Имперского рода, — практически без задержки поправил меня сириец.
Только что я сознательно произнес «императорский род» — что указывало на принадлежность к императорской семье, а не имперский — что значило лишь принадлежность к одаренным Российской Империи, а не к национальным кланам Конфедерации.
— Как скажешь. Я еще не очень разобрался в терминологии новой жизни, — одними губами улыбнулся я.
Мустафа под моим взглядом явственно осознал, что из-за его несдержанности я понял кое-что, что знать мне пока не полагалось. И еще раз нешуточно напрягся, но сумел взять себя в руки.