— Что было в начале? — поинтересовался фон Колер.
Недолгое молчание, и внимательный взгляд расположившегося на сцене аудитории барона уперся в меня.
— В начале было слово, — ответил я. Сказал практически не думая, ориентируясь на фон из картин на религиозную тематику за спиной профессора.
Вот только с обоснованиями сущего, которым занимается религия, у меня по знаниям не очень хорошо. Так что сейчас процитировал не столько богословский трактат, сколько въевшийся в память текст из клубной юности, который продолжался как «…слово породило ритм, ритм дал жизнь движению…».
— Еще варианты? — между тем осмотрел фон Колер присутствующих.
Рядом со мной на скрипучей деревянной скамье находилось четверо гимназистов. Был и еще один — Валера. Вот только расположился он поодаль от нас, показательно дистанцировавшись.
— Или вы все слишком грамотные для того, чтобы рискнуть ответить, или мне уже впору воскликнуть: «Господи, из каких бездн мне придется вытаскивать их на свет просвещения», — явно цитируя кого-то, демонстративно обратил взор к небу фон Колер.
То есть я, получается, был недостаточно грамотен для того, чтобы промолчать? — мысленно расстроился я, пристально наблюдая за бароном, который столь неожиданным образом начал свою первую лекцию по теории темных искусств.
— Артур Сергеевич предположил, что в начале было Слово. Но Евангелие от Иоанна совершенно не тот труд, на который стоит нам сейчас ориентироваться. Тем более, что употребленное в первоисточнике слово «логос» согласно Дворецкому имеет тридцать четыре гнезда значений. Мы же обратимся к самому истоку.
Барон вышел из-за трибуны и обвел нас пристальным взглядом. В руке у него была указка, которой он постукивал по краю стола, чем вдруг напомнил полубезумную Клаудию, убитую мною совсем недавно. Пока я отгонял неприятные и непрошенные воспоминания, фон Колер вновь заговорил.
— В начале сотворил Бог небо и Землю. Земля была пуста, и сказал Бог: да будет свет. И увидел Бог свет, что он хорош, и отделил Бог свет от тьмы, — произнеся столь знаменитую цитату, профессор замолчал в ожидании.
— Так получается, что в начале была тьма? — с ленцой поинтересовался Валера, уже разложившийся на скамье как на шезлонге.
Фон Колер с поистине ангельским спокойствием и благожелательным выражением лица повернулся к Валере. Сначала вроде бы ничего не происходило, как постепенно вокруг словно начала сгущаться темнота. Глаза профессора стали полностью черными, а за спиной выросли сотканные из темных лоскутов огромные перепончатые крылья. По пергаментно бледной коже фон Колера поползли черные нити расширяющихся вен, а ставшие бесцветными губы ощерились в устрашающей гримасе.