— Тогда и кока-колу. Американская привычка, хотя кока гораздо дешевле.
— Разумно. — Моррисон засмеялся.
— Вы на самом деле хорошо знаете русский?
— Сейчас увидите. Давайте говорить по-русски.
— И будем походить на парочку шпионов.
Ее последняя фраза прозвучала на русском. Смена языка не имела для него значения. Он говорил на русском и понимал его так же легко, как и английский. Ничего удивительного. Если американец жаждет заниматься наукой, жаждет первым узнавать о новых исследованиях, он должен знать русский язык так же хорошо, как русский ученый — английский.
Эта женщина, Наталья Баранова, явно лукавила, утверждая, что слаба в английском. Говорила она бегло, с небольшим акцентом, как отметил про себя Моррисон.
— Почему сразу шпионы? Сотни тысяч американцев говорят по-английски в Советском Союзе, и сотни тысяч советских граждан говорят на родном языке в Соединенных Штатах. Не то что в старые времена, — парировала она.
— Вы правы. Но в таком случае, зачем говорить по-русски?
— Сейчас мы находимся на территории вашей страны, что дает вам неоспоримое психологическое преимущество. Если перейти на мой родной язык, чаша весов хотя бы слегка уравновесится.
Моррисон пригубил кофе.
— Как хотите.
— Доктор Моррисон, вы меня знаете?
— Нет. Никогда раньше не встречал.
— А мое имя? Наталья Баранова? Оно вам знакомо?
— Извините, вот если бы вы работали в моей научной области — тогда конечно. С какой стати я должен о вас знать?
— Это значительно облегчило бы положение, но пусть будет так, как есть. Тем не менее я много знаю о вас. Дату и место рождения, как вы провели школьные годы. В курсе, что у вас есть две дочери, которые живут с бывшей женой. Наслышана о вашем положении в университете и об исследованиях.
Моррисон пожал плечами:
— В наше компьютеризованное время трудно оставаться неизвестным. Не знаю, льстит мне это или, наоборот, досаждает.
— Это почему же?
— В зависимости от ваших намерений. Мне льстит известность в Советском Союзе. Но если я стал объектом слежки, то это может только раздражать.
— Буду честна. Я интересовалась вами по серьезным для меня причинам.
Моррисон холодно произнес:
— По каким?
— Во-первых, вы — нейрофизик.
Моррисон допил кофе и рассеянно дал знак официантке принести еще. Баранова, очевидно, потеряла интерес к ароматному напитку, оставив полчашки не допитым.
— Но есть и другие нейрофизики, — пробурчал Моррисон.
— Не такие, как вы.
— Очевидно, вы пытаетесь мне польстить. Однако вам известно обо мне не все. Вы не знаете главного.
— Безуспешность попыток? Что ваши методы анализа импульсов мозга не признают?