Он ничего подобного не сделал. Вместо этого он серьезно посмотрел на меня и произнес:
— Послушай, ведь ты меня просишь вмешаться в законы вероятности.
— Именно так.
— Но это не просто, — сказал он.
— Конечно не просто, — ответил я. — Иначе стал ли бы я тебя просить? Я бы сам это сделал. Только ради трудных задач обращаюсь я к столь могущественным и превосходным, как ты.
Грубо до тошноты, однако помогает в разговоре с демоном, у которого пунктик насчет маленького роста и круглого брюшка.
Моя логика ему понравилась, и он сказал:
— Я же не говорю, что это невозможно.
— Отлично.
— Надо будет поднастроить джинвиперовский континуум твоего мира.
— Точно сказано. Ты это у меня прямо с языка снял.
— Мне придется добавить несколько узлов взаимосвязи континуума с твоим другом — вот с тем, у которого все время опасность просрочки. Кстати, а что это такое?
Я объяснил, и он с некоторым придыханием сказал:
— А, понимаю. У нас такие вещи используются в самых эфирных проявлениях привязанности. Пропусти момент — и твой предмет уже никогда тебе этого не скажет. Помню, как-то раз…
Но я избавлю вас от несущественных подробностей его сексуального опыта.
— Тут есть один момент, — наконец добавил Азазел, — когда я вставлю новые узлы, убрать я их уже не смогу.
— А почему?
Азазел принял важный вид:
— Теоретически невозможно.
Я этому не поверил ни на грош. Ясно было, что этот маленький неумеха просто не знает как. Тем не менее, понимая, что у него вполне хватило бы умения сделать невыносимой мою жизнь, если бы я дал ему понять, что разгадал эту простенькую шараду, я сказал:
— Этого и не придется делать. Мордехаю нужно дополнительное время для писательских трудов, и если он его получит, то будет вполне доволен жизнью.
— Если так, то я это сделаю.
Он долго выполнял пассы. Он делал то же, что делал бы фокусник или волшебник, только ручки его мелькали с такой скоростью, что по временам их просто не было видно. Следует, однако, заметить, что ручки у него были такие маленькие, что и при нормальных обстоятельствах не всегда было ясно, видны они или нет.
— Что это ты делаешь? — спросил я, но Азазел потряс головой, а губами все время шевелил так, как будто считал про себя.
Потом, закончив, по всей видимости, свою работу, откинулся на столе на спину, переводя дух.
— Готово? — спросил я.
Он кивнул и сказал:
— Ты, я надеюсь, понимаешь, что мне пришлось понизить его долю энтропии более или менее навсегда.
— А что это значит?
— Это значит, что события вокруг него будут идти более упорядоченно, чем это можно было бы ожидать.
— В упорядоченности нет ничего плохого, — сказал я.